Существуют предубеждения в отношении к детям с заиканием, которые тоже бывают изгоями в классе. Порой учителя не знают, что у 50 процентов детей оно исчезает в подростковом возрасте. Однако рана, оставленная монокультурными учениками и учителями, унижающими их и подвергающими сомнению умственные способности такого ученика в младшем школьном возрасте, может кровоточить всю жизнь, даже когда человек избавляется от заикания. Например, жена автора потеряла всякий интерес к математике во многом из-за того, что, по ее словам, учительница не была толерантна к ее заикающейся речи, раздражительно торопила ее с ответом, не обращала на нее внимание, не вызывала к доске, а учила в основном «быстродумов». Письмо, полное отчаяния и боли, прислал в 1998 году в редакцию «Учительской газеты» молодой парень из Алтайского края Асхат Токсамбаев. Он назвал его «Хуже комнаты пыток»: «Пишу вам от безысходности. Мне шестнад цать лет, я не представляю себе, как я буду дальше 3 жить, работать. Дело в том, что я неизлечимо болен. Я — заика. В детстве я сильно испугался огромной собаки. Мать возила меня к различным лекарям, но ничего не помогало. С возрастом болезнь стала прогрессировать. Мне трудно пересказывать прочитанное. Я выхожу к доске, краснею, в горле у меня все пересыхает, я не могу выговорить ни одного слова. Дома я могу читать иногда спокойно, вслух, но только когда я один. Если в комнате находятся мать, брат или сестра, я пропал. Запинаюсь на каждом слове. Когда меня вызы-вают к доске, ученики стараются заниматься своими делами, не обращать на меня внимание. Учителя жа-леют меня, ведь они знают мою болезнь. Я уже устал от такой жизни. Школа становится для меня хуже комнаты пыток. У меня отличная память, есть желание учиться, но когда я пытаюсь говорить, то чув-ствую себя ничтожеством. Когда на линейке после десятого класса директор школы вручал мне похваль-ный лист, я не мог даже вымолвить слова «спасибо». Обращаюсь к вам с огромной просьбой: может, у кого-то есть рецепты, как мне справиться с этой болезнью. Иначе я не вижу смысла в жизни. Я не знаю, как у меня будут складываться отношения с девушками. Я не могу сделать им ни одного комплимента. Я готов учить наизусть целые книги, составлять сложнейшие конспекты, чтобы научиться говорить. После школьного дня я всегда иду домой расстроенный, мне не хочется жить. Если меня посылают к соседям, чтобы что-нибудь им сказать, я постоянно про себя репетирую, но стоит только открыть дверь — я в беде: стою и ничего не могу Сегодня в условиях гласности люди знают об ужасающем положении детей в домах ребенка и домах для детей-инвалидов. Появилось больше информации о проблемах людей данной категории, порой лишенных любой возможности реализовать свои насущные человеческие потребности. Много написано о военнослужащих, приобретших физическую и психическую альтернативность в Афганистане и в Чечне. Однако еще мало сделано для того, чтобы люди этой категории чувствовали себя полноправными членами общества, и многокультурное образование ставит своей целью помочь им в этом своими средствами.