Если человек выполняет методическую инструкцию, то он действительно будет не учить детей, а «реализовать методику преподавания арифметики в таком-то классе по такой-то теме», — не видя, какие перед ним дети, кто что понимает, кто чего не понимает, у кого какой характер. Если кто-то не врубается, кому-то неинтересно, какому-то ребенку хочется жить, и совсем не так, как нужно учительнице (а ей нужно методику реализовывать), — так она их начнет насиловать, чтобы они вставлялись в гнездышки этой методики. Как правило, в этом и состоит школьное «обучение и воспитание»...

Ну и, наконец, интроект на фазе консуммации или ассимиляции: это когда мне не вкусно, а я делаю вид, что мне вкусно. Как у Мироновой в замечательном скетче, где она патетическим тоном рассказывает, как «росла над собой», и в какой-то момент восклицает: «Я даже посещала концерты нелегкой музыки». Она там сидела, слушала эту «нелегкую музыку», мучилась, но делала вид, что живет культурной жизнью...

Вот еще пример из жизни. У многих есть установка, что начатые книги нужно дочитывать до конца. Начал — интересно, потом прочел первые страницы, все понял, дальше уже почему-то не идет, но вот кушай, кушай... положили в тарелку — кушай... Для меня было в свое время большим событием, когда я выкинул этот интроект; я вдруг однажды понял, что покупаю книги не для того, чтобы их читать, а во-первых, для того, чтобы получить удовольствие именно от того, что я их покупаю, а во-вторых — вот она у меня стоит, я поглядываю на корочку, она мне намекает на какую-то действительность, я даже полистал ее, — а читать не обязан.

4.

Во время перерыва мне задали очень правильный вопрос: сознает ли интроецирующий человек то, что с ним происходит? Это действительно решающе важный вопрос во всей этой теме, потому что если человек просто осуществляет таким образом «внешнюю политику», делая вид перед другими, что он живет определенным образом, а на самом деле живет так, как ему надо, — то это просто жизнь в окопах, «андерграунд», — мы так всю жизнь в советское время и жили. И тут нет никакой невро-тичности, тут с нами все нормально, это жизнь у нас (была?) ненормальная — например, советская. Совсем иная ситуация, когда человек даже не просто сам себе дурит голову, а это все происходит неосознанно, — человек сам вроде бы и не знает, что с ним происходит. Здесь спонтанность и произвольность как бы меняются местами: то, что должно было бы быть произвольностью и было когда-то ею по отношению к спонтанности, которую надо было укротить, — то теперь из произвольного становится принудительным. То есть вроде бы я произвольно переключаю свое внимание, мне мама велела, я ее послушался, занимаюсь уроками и не думаю о девочках, а потом эта «произвольность» во мне застряла занозой, я ее вынуть уже не могу.