Мы можем говорить, что «я» нахожусь в каком-то состоянии; например, «я испуган». А можем говорить про реальность «эго-состояния», например, Ребенка, который боится агрессии. «Я» может измениться: «Я взял себя в руки и перестал бояться». И то же самое можно описывать как другое «эго-состояние»: Взрослый (воплощенный в теле того же человека и появившийся при определенных условиях) хорошо знает, что бояться нечего, что этот «страшный убийца» не вылезет из экрана телевизора и «физически» не сделает детям, которые смотрят «ужасник», ничего плохого.

Так вот, возвращаясь к Берну, мы должны отметить, что он предлагает такие «очки», сквозь которые «эго-состояния» видятся как «психологическая реальность». И это, скажу еще раз, — очень сильная и совершенно нетривильная, необычная, противоречащая обычным представлениям здравого смысла идея: человек не един, человек представлен в виде различных «эго-состояний», он в каждый момент либо Ребенок, либо Родитель, либо Взрослый.

2. Итак, сама по себе идея эго-состояний не сводится к берновской «троице» эго-состояний. Она, как мы видели, гораздо шире и может быть реализована и в иных психологических концепциях. Почему же из множества возможных «эго-состояний» Берн выбрал именно эти, откуда появились и что означают эти берновские фигуры — «Родитель»(Р), «Ребенок» (Д=Дитя) и «Взрослый» (В)?

Одного из ответов, причем достаточно очевидного, Берн всячески избегает. Дело в том, что схема Р-В-Д по крайней мере эвристически (но, по-видимому, не только) «снята» с фрейдовской структурной схемы личности (Ид - Эго - Супер-Эго). В качестве различия Берн справедливо указывает, что если фрейдовская схема — теоретическая абстракция, то его «эго-состояния» могут быть эмпирически наблюдаемы: это, как мы уже говорили, «психологическая реальность». Но чтобы так часто и убедительно говорить о различиях, нужно явно ощущать сходство...

Сам Берн ищет теоретические основания своей схемы, создавая причудливые неологизмы: представления об архео-психике, нео-психике и эксте-ро-психике. Вопрос о том, какова доля иронии в этих берновских неологизмах (как и в прочих его теоретических или квази-теоретических построениях), может быть предметом индивидуальной трактовки. Моя российская ментальность иногда наводит меня на мысль, что доля эта гораздо больше, чем принято думать среди последователей Берна. В конце концов, Берн ведь только притворялся американцем (впрочем, как правило, весьма успешно)...