Американский исследователь Вейд (W. Wade, 1903) называет их «живыми кусочками», «подвижными растениями», вся жизнь которых определяется растительными потребностями и реакциями на задержку их удовлетворения. Слепоглухонемые дети перед началом обучения не только не владели словесной речью, у них совершенно отсутствовала и жестовая речь. В той же книге В. Вейда приводятся записки учительницы Гарден Фарелл о слепоглухонемой Элис Робен: «Она владела лишь двумя приемами в выражении своих желаний: она ударяла себя по губам, когда была голодна, я била в грудь, когда хотела пить». С таким багажом знаний начинали учиться большинство слепоглухонемых детей.

Все авторы, наблюдавшие слепоглухонемых до обучения, видели, что эти дети без специального вмешательства психически не развиваются. Более того, в литературе был отмечен ряд случаев, когда дети, получившие нормальное развитие, имеющие словесную речь и нормальное поведение, с потерей слуха и зрения претерпевали обратное развитие и вновь превращались в существа, ведущие полурастительный-полуживотный образ жизни.

Все это каким-то непонятным путем не помешало этим же авторам сводить весь процесс обучения и развития ребенка к спонтанному саморазвитию некой внутренней сущности, или, скажем, как это выражено у В. Штерна (W. Stern, 1905), к «спонтанному раскрытию человеческого потенциала».

Тяжелое, состояние необучаемых слепоглухонемых, длящееся годами, а иногда и десятками лет без всякого изменения, наводило на мысль о невозможности развития и обучения слепоглухонемых вообще. Предубеждение о невозможности или значительной ограниченности развития психики и интеллекта слепоглухонемого существует до наших дней.

Первым слепоглухонемым ребенком, описанным в литературе (S. Wardrop, 1826), был англичанин Джемс Митчелл, живший в XVIII в. В книге о слепоглухонемых голландского педагога и психолога Лендеринка (Н. S. Lenderink, 1908) рассказывается о том, что в конце XVIII в. собрались выдающиеся ученые и врачи Англии, чтобы обсудить положение Митчелла. Они пришли к заключению, что для него сделать ничего нельзя. По их мнению, не было инвалида более искалеченного и обездоленного, чем слепоглухонемой.