Зуева: — Представьте себе такое двухмерное пространство, когда он рассказывает без интонации. Когда мы играли, то каждый терапевт пытался наполнить персонаж содержанием: некими сомнениями, чувствами, фантазиями, взаимоотношениями.

Потапова: — Типично для дефицитарных пациентов вот такая регидная структура. Чем больше дефицит реальных объектов, реальных интерналйзированных объектов, тем более выражена внешняя, жесгкая структура, совершенно схоластичная, практически нельзя понять какие и кто персонажи по полу и возрасту. В этой схеме мы уже видим дифференциацию межпока-ленческую, но она еще не наполнена содержанием. Это пока лишь схоластичная структура, куда нужно поставить реальные объекты, образы и их переживания. Вот, собственно, что мы и делаем на этом этапе.

Зуева: — Мы старались сделать персонажи, если можно так сказать, более объемными. Но кроме хаоса, эта задача осложнялась, во-первых, тем, что терапевты часто путали в контр-переносе, как уже сказала Виктория Анатольевна, пол героев, начинали говорить о себе в процессе игры в женском роде. Во-вторых, как будто все имитировал, ожидая четких образов от участников сцены, отрицая желания и чувства. Он пытался проигрывать на сеансах психодрамы все события, которые могли быть с ним в будущем. Например, перед своим днем рождения он проигрывал, как оно может пройти (сессия от 19.03.02 первый год), проигрывались сцены знакомства с незнакомыми людьми или организация мероприятия в школе. Если ему надо было встретиться с друзьями, то мы проигрывали то, что кто-то может спросить, ответить. Складывалось впечатление, что необходима была внешняя структура, которую он сможет по типу интроекции использовать в реальной жизни.

Потапова: — Надо отметить, что в реальной жизни таких контактов не было. Он вел абсолютно изолированную жизнь в семье, без контактов со сверстниками, без школы.

Зуева: — По динамике: мы начали работать с мальчиком в конце октября, а уже в марте-апреле стали появляться отношения со сверстниками. Подробнее об этом я скажу дальше.