Е.М.: Сразу появились не только те объекты, которые реально находились в этом месте действия, но, поскольку мы уже стали трансформировать реальность, появились и символические объекты — те же Три Свечи. Они дают мягкое и чуть приглушенное освещение, создают ощущение камерности и являются огнем, то есть сконтейнированным, безопасным, интимным кусочком той стихии, которая и явилась причиной бедствия. Кроме того, свечи — это погребальный символ.

Е.Л.: Свечи — очень важный момент. Они выполняют еще и другие функции: во-первых, облегчают возможность самососредоточения, а во-вторых, в полуосвещенном мягким светом пространстве все выглядит не так катастрофично, а даже немного эстетизированно.

Е.М.: Даже в безобразных, страшных последствиях серьезного горения можно увидеть какие-то свои блики и отсветы, которые очень-очень мягко намекают на то, как красиво, может быть, станет опять. Когда-нибудь.

Е.Л.: В образе Свечей содержится некоторое указание на тот аспект исцеления, который в полной мере появляется как раз на последних стадиях проработки посттравматического стресса. Речь идет о процессе эстетизации случившегося — о заключении в рамку, в картину, которую можно дистанцировать от себя, осмыслить.

Е.М.: Следующий персонаж — Зеркало, от которого осталась одна рама. Эта рама безнадежно, безвозвратно пострадала, стекло вывалилось совсем, остались зазубрины, осколки. То есть рама без содержания. Зеркало — то, куда бросаешь взгляд, уходя из дома или приходя, устанавливая какой-то контакт с собой. Это свидетель жизни в доме, безусловно женский предмет. Свечи — это условие, безмолвный хор, а Зеркало — первый персонаж, с которым возникает настоящее взаимодействие и начинается работа горевания: я припоминаю, что некоторое подступание чувств, слез и боли началось именно с обмена ролями с Зеркалом.

Е.Л.: А при заключении контракта на драму ты совершенно четко сказала, что хочешь найти контакт с чувствами.