Идеи Гуссерля развивает М. Хайдеггер, уже в первой своей крупной работе «Бытие и время» обративший внимание на необходимость четкого различия установок науки и философии. Наука изучает предметность, философия – Бытие, наука анализирует, философия осмысливает; наука не может выразить глубинные пласты человеческого существования. Европейская культура, пораженная вирусом научности, переживает глубокий кризис и ни философия, ни религия, ни мораль не смогут быть спасительными в этой ситуации, а только искусство (кстати, так же считал и Ф. Ницше). Бытие способно выразить только искусство, ибо способ постижения истины посредством его произведений является более эффективным, чем наука. Рациональные способы познания мира человека обесценили себя, искусство же потрясает личность. Для иллюстрации этой идеи Хайдеггер часто ссылается на своих любимых поэтов Гельдерлина и Рильке, а также на повесть Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича», «Поэзия, – пишет Хайдеггер, – являет истину в сиянии того, что Платон в «Федре» называет «сияющим ярче всего». Существом поэзии проникнуто всякое искусство, всякое выведение существенного в непотаенность красоты... Но мы вправе ужаснуться. Чему? Возможности другого: того, что повсюду утвердилась неистовая техническая гонка... Чем глубже, однако, мы задумываемся о сущности техники, тем таинственнее делается существо искусства. Чем ближе мы подходим к опасности, тем ярче начинают светиться пути к спасительному, тем более вопрошающими мы становимся. Ибо вопрошание есть благочестие мыслей» (Хайдеггер М. Вопрос о технике. // Новая технократическая волна на Западе. М., «Прогресс», 1986, с.66).

В контексте своей герменевтики эти идеи подхватывает и развивает X. Гадамер. Для него понимание не просто отражение объекта в сознании субъекта, а интерпретация текста, привнесение в него смысла, но интерпретация есть всегда сотворчество. Научное же сознание и философия, зараженная им, не допускает сотворчества, ибо ориентируется на то, что есть, т.е. обрекает на разорванность субъекта и объекта. Понимание же сходно с игрой, ибо в ней человек преодолевает отстраненность, включаясь в процесс и преодолевая ситуацию постороннего наблюдателя; здесь человек не осмысливает себя, а живет, действует, пребывает. В этом игровом плане воспринимаются и произведения искусства, что в принципе недопустимо при восприятии научных идей. Но отсюда следует вывод: главное сейчас не в том, чтобы проникнуть в суть вещей, а как себя вести перед лицом тех забот и проблем, в которые погружен современный человек.