Иное дело в Европейской культуре. Начиная с эпохи Возрождения, утверждается дух активизма и на этой основе складывается деятельный тип культуры, глубоко отразившийся на всех философских системах, а более широко – на всем духовном климате эпохи (Койре А. Очерки истории философской мысли. М., «Прогресс», 1985).

В этих условиях коренным образом были переосмыслены функции науки и сам идеал науки. Дух активизма состыковался с духом научности, поэтому все основные творцы научных программ XVII...XVIII в.в. не мыслили развитие научного знания вне его практического результата. Эта способность Новоевропейской науки обстоятельно проанализирована П.П. Гайденко: «Именно Бэкон – пишет она, – в начале XVII в. осознал всемирно-историческое значение происходящей переориентации науки в свете идеи «Знание – сила», и не случайно он кладет начало рассмотрению истории науки в контексте именно гражданской истории. Согласно Бэкону, наука служит жизни и практике и только в этом находит свое оправдание» (Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII...XVIII века). М., «Наука», 1987, с. 437...438).

Такое резкое переосмысление идеалов научного знания неизбежно привело к тому, что наука стала рассматриваться как самоцель и как универсальное средство познания, покорения природы, усовершенствования человека, улучшения гражданских дел. Этот неукротимый дух преобразований, названный О. Шпенглером «фаустовским», – притом преобразований с помощью науки, – неизбежно должен был породить индустриальную цивилизацию с ее сциентистски-техницистским сознанием.

Значит ли сказанное, что никто не предлагал никаких альтернатив победному шествию идей, подготовивших индустриальную революцию? Нет, конечно. Прежде всего тревогу забили представители философии и искусства. Паскаль в принципе не приемлет рационализм; Руссо обнаруживает в цивилизации кричащие противоречия; Кант с тревогой пишет о том, что «...человечество, быть может, вновь уничтожит варварским отношением... все достигнутые успехи культуры» (Кант И. Сочинения в 6-ти томах. Т. 6, М., «Мысль», 1966, с. 17). Нелишне вспомнить о враждебном отношении Гете, Шиллера, Блейка к открытиям Ньютона, о требованиях Монтеня подчинить науку и философию служению человеку, о сатире Свифта на деятельность Королевского общества. Блейк, в частности, решительно отверг беконовский и декартовский рационализм, поскольку увидел в этих учениях бездуховную, утилитарную философию, сковывающую нравственную энергию и воображение, как высшую человеческую способность. На заре капитализма Блейк увидел растущую опасность механицизма, засилья плоского рационализма и утилитаризма, ограничивающих человеческую свободу, вытесняющих Поэзию, Воображение, Творчество, без которых нет человеческой личности (Зверев А. Величие Блейка. // Уильям Блейк. Избранные стихи. М., 1982).