Как показано в исследованиях Б.Ф. Поршнева [48], осознание себя как «Я», т. е. как личности, произошло у первобытного человека по времени позже, чем осознание «Мы». Но еще дальше в глубь веков уходит самая первая констатация — «Они». Чтобы появилось субъективное «Мы», требовалось встретить какое-то «не-Мы», других, «Они». Именно дихотомия «Мы-Они» и послужила первопричиной осознания добра и зла, стала толчком к появление морали.

Б.Ф. Поршнев предположил, что в истории Земли был длительный период сосуществования людей с их биологическими предшественниками, человекоподобными существами более низшего порядка, «полулюдьми», ставшими тупиковой ветвью эволюции. Любая случайная встреча с этими огромными и мощными, свирепыми и непонятными чужаками грозила неприятностями смертельными. «Они» — враждебные, речь у них непонятна или ее вообще нет, короче — не совсем люди, «не-Мы», немые, немцы: спустя тысячелетия в средневековой Москве немецкая слобод а была населена голландцами, датчанами, французами и т.д., а называлась все равно немецкой. И еще оттенок понятия: немой первоначально читается как «не мой» — чужой.

«Мы» олицетворяет доброе, безопасность, поддержку, помощь. Зато «Они» — символ зла и тупой, необъяснимой враждебности. Нужно считать, что человек изначально добр, потому что добродушие и взаимопомощь способствуют выживанию племени, выступают как фактор эволюции. Но поскольку где-то за лесом появились эти супостаты «Они», требуется боеготовность, укрепляемая жестокостью и злобностью. Эта одновременность добра и зла в первобытном сердце, известная всем еще по детскому чтению (вспоминается великолепная повесть «Борьба за огонь» Рони Рея-старшего, романы Фенимора Купера и т. д.; имеет достаточное число доказательств, приводимых этнографами.

Исследователь австралийских аборигенов Е. Керр пишет:

«Всякий австралиец без исключения питает, можно сказать, с колыбели до могилы горячую ненависть ко всякому мужчине, по крайней мере своей расы, если он чужой ему. Основание для этого, которое они указывают сами, состоит в том, что все чужеплеменники находятся в заговоре, чтобы отнять их жизнь путем колдовства или ворожбы» (СНОСКА: Цит. по: Токарев С.А. Ранние формы религии. М.: 1964, с. 82). И снова язык доносит до нас древние смыслы: слово ворожба одного корня со словом ворог, враг. Итак, мы видим бивалентность зарождающейся морали — внутри племени дружелюбие, взаимопомощь, сочувствие, правдивость, равенство и, наоборот, одновременное коварство, злоба и дикая жестокость с чужими.