Для психопатологии Ясперса-Шнайдера с самого начала (что часто упускается из виду) было характерно сочетание феноменологии и понимающей психопатологии, аналитико-описательного метода с методом генетического понимания (см. 55, 73, 113, 114). Чересчур объективирующая психиатрия Крепелина была побеждена предложенной Ясперсом и К.Шнайдером феноменологией, нацеленной на переживания и способ переживания. Она направлена на выяснение развития переживаний, движения и причинных связей психической сферы с помощью интроспекции со стороны пациента, статического и генетического вчувствования со стороны исследователя. Поскольку клиническая психопатология К.Ш. пытается осмыслить субъективное переживание больного, само развитие переживания (а не только его результат), а также биографию и развитие личности методом психологического понимания и со времен Ясперса уже осуществила скачок от объективного к субъективному и переживательному(113, S. 6), то критика по поводу того, что классическая психопатология во врачебной ситуации может мешать общению (6, 7), касается скорее крепелиновской психиатрии. Благодаря взаимообусловленности дескриптивно-феноменологи-ческого метода и метода генетического понимания психопатолог, по убеждению К.Ш., всегда является одновременно дистанцированным и участвующим врачом, который не только наблюдает и констатирует признаки болезни, но и делает самого себя инструментом исследования, пытается вникнуть в сущность и воспроизвести то, “как душевное с очевидностью проистекает из душевного” (73). Характерна “феноменологическая установка” Ясперса, когда исследователь путем психопатологического обследования старается понять и описать переживания пациента на основе его самохарактеристик; поиск соответствующей специальной терминологии, по мнению К.Ш., является для клинической психопатологии второстепенным.

С помощью шнайдеровской психопатологии можно также обнаружить столь понятные причинные связи в психозах, связи, которые ведут от здоровой личности к больной бредом, и показать, почему при определенной личности и биографии бред выглядит именно так и каждый больной формирует свой бред присущим ему способом. Последние ступени бредовых восприятии не осуществляются без “бредовой работы”, без процессов переработки, которые пользуются материалом всей биографии. Конкретизации при этом могут касаться давно минувших ошибок (121), или субъективно веских промахов, переживаемых пациентом с чувством вины (аналогично чувствам моральной вины за поступки и упущения в циклотимной депрессии — 125), или же переживаний обиды (61. S.93, 103). Течение болезни позволяет проследить, как первичные по времени ре-актуализации биографического конфликтного материала позднее подтверждаются ложными представлениями, или наоборот — связанные с Я ложные представления вторично по времени подтверждаются актуализациями, которые являются здесь продуктом связанной с личностью и биографией тенденции к переработке и преодолению путем конкретизации. В активных стадиях психотической фазы часто обнаруживается абсолютная бредовая уверенность относительно связи с собственным Я, однако отсутствует уверенность и неизменность относительно какого-то определенного, конкретного смысла. Способность к коррекции касается более личностной, биографически понятной, но не соматогенной части бредового восприятия, основополагающего нарушения хода переживаний связи с собственной персоной. Уже из-за дисперсии конкретизации нельзя неограниченно толковать бредовые восприятия 3-й ступени, в которых пациент как раз не достигает окончательной ясности и прозрачности, как полученное благодаря “опоре в конкретном” успокоение (“компенсаторная функция бреда”, по binswanger'у — 8). Можно, однако, с помощью психопатологии К.Ш. и характерного для нее сочетания аналитико-опи-сательного метода с методом генетического понимания показать, что конкретизации являются выражением “бредовой работы” и при этом также нормально-психологической потребности в “опоре в конкретном”. “Стремление приблизиться к форме” является (и это согласуется с психопатологией, опирающейся на анализ бытия, которая, по мнению К.Ш., является продолжением феноменологической психопатологии средствами хайдеггеровского анализа бытия — 114, S.28) выражением процесса переработки, который принадлежит человеку как человеку, то есть в том числе и человеку, больному шизофренией, а не процессу болезни как таковому (“амальгамирование с антропологической матрицей” — см. 61, S.100).