Когда К.Ш., излагая отдельные психические функции и состояния, напоминает о том, что рассмотрение отдельных симптомов оправдано лишь относительно, и что психоз всегда представляет собой общее изменение, это не противоречит тому, что заболевший шизофренией “может противопоставить себя психозу и как личность”, из чего проистекают, например, суицидальные действия, корни которых находятся в экстрапсихотической сфере, “в том, что еще осталось здоровым во время психоза и наряду с ним”. Для продуктивных психозов в узком смысле пересмотренного понятия психоза (70) имеет силу констатация, что галлюцинаторные, а также другие продуктивно-психотические способы переживания без “общего изменения личности” редко можно оценивать как психотические, тем более шизофренические. Однако нередко больной может также интрапсихотически (35,36) и очень часто — в преди постпсихотических базисных стадиях воспринимать свои симптомы и свою базисную неполноценность как неполноценность и нарушения, более или менее критически дистанцироваться от них и разрабатывать стратегию их преодоления и предупреждения. К базисным стадиям в еще большей степени, чем к острым психозам, относится то, что заболевший может противопоставлять себя как личность когнитивной и динамической базисной неполноценности и преодолевать ее тем успешнее, чем незначительнее эндогенная “процессуальная активность”, и что наблюдаемую картину определяют также исходная личность, биография и межиндивидуальные переменные способы реакции, попытки защиты и компенсации. Концепция базисных симптомов и базисных стадий, подкрепленная также экспериментально-психологическими данными. позволяет толковать определенные явления эндогенных психозов действительно как “симптом”, то есть указание на болезненные процессы (41, 53, 56, 63, 64,119, 120). К.Ш. тоже считает, что клиническая психопатология не может отказаться от понятий “симптом” и “диагноз”, даже если его симптомы 1-го ранга означают лишь характерную, снова и снова обнаруживаемую черту (признак) некой структуры “состояние — течение”, которая подразумевается в сугубо психопатологическом плане. Между тем были приведены многочисленные указания на то, что существуют также неврологически-психопатологические переходные симптомы (36, S.I 84) — так называемые околосубстратные базисные симптомы (42), которые ближе к предлагаемому соматическому субстрату, чем сформировавшиеся шизофренические надстроечные и конечные явления, которые согласно этому толкованию вытекают лишь из слияния базисных симптомов с “антропологической матрицей” (126). С помощью описательно-феноменологического метода К.Ш. можно обнаружить базисную неполноценность, которая ближе к соматическому субстрату, чем типичные с точки зрения традиционных учений о шизофрении и диагностически важные, обычно высококомплексные шизофренические конечные феномены. Концепция базисных нарушений принимает во внимание, что описываемые пациентами способы переживания всегда находятся в русле не только психотических, но и биографических событий и ситуаций, самой личности. Разработанное в рамках этой концепции новое учение о симптомах при шизофрении (22, 53; см. также 88, 89) показывает, по нашему мнению, что для клинической психопатологии и аналитико-описательного метода по-прежнему остается в силе то, что К.Ш написал в 1946 году (111, S.71): “Несомненно, задача психопатологии еще далеко не выполнена, перед ней еще лежит широкое поле деятельности”. При этом дескриптивно-феноменологическая психопатология К.Ш. может ссылаться на эмпиризм, который и в отношении психических феноменов должен быть исходным пунктом исследований и пробным камнем для их результатов. Феноменология в узком смысле — приведение к данности способов переживания, психических состояний и качеств и описание того, что встречается в самохарактеристиках и проявлении — для К.Ш. опережает любой генез: именно при описании базисных симптомов и наглядном их объяснении с помощью типичных самохарактеристик психопатолог должен оставлять без ярлыка то, что не подходит под его определения. Подведение наблюдаемых явлений под понятия симптоматики, сопоставление с как можно более точными специальными терминами является для него чем-то второстепенным. Напоминание К.Ш. о том, что ни динамику, ни генез нельзя исследовать до того, как будет установлен сам факт (113, S.7), означает, что психопатолог прежде всего и главным образом описывает то, что он видит, что встречает в самохарактеристиках пациентов. Тщательное описание явлений — это для К.Ш., как и для rumke (108), “начало всякой науки”; при этом психопатолог должен не “поспешно втискивать его в заимствованные шаблоны, а использовать все богатство живого языка для образных характеристик”. В таком случае это трудная задача: с одной стороны, оставлять без ярлыка то, что не подходит под определения, а с другой — прилагать все усилия к тому, чтобы сопоставлять увиденное с как можно более точными специальными терминами, дифференцировать и устанавливать понятия таким образом, чтобы они становились “более определенными и менее подверженными произволу в употреблении, чем до сих пор”. Даже если нам почти везде в клинической психопатологии известны непрерывные ряды переходов — например, от навязчивых к бредовым способам переживания (см. 61,62), от нехарактерных базисных симптомов 1-й ступени к более или менее характерным базисным симптомам 2-й ступени и в конце концов к типично психотическим бредовым и галлюцинаторным способам переживания (например, от диагностически нейтральных ипохондризмов через качественно самобытные коэнестезии к переживаниям физического воздействия и наоборот — 36,37,53,61), — и понятийно разъединенное в психопатологической симптоматике связано внутрии межиндивидуальными переходами, то все же психопатология должна пытаться проводить ясные понятийные разграничения (“Познание приходит через разграничение” — 73), не ожидая, однако, что с помощью этих усилий всегда можно “получить однозначный ответ” и “принять решение в каждом конкретном случае”.