§   вместе с тем указать на наличие некоего иного мира, в котором успех достигается не обычными путями;

§   специально выделить трудность предстоящего действия в виде границы между двумя мирами, преодоление которой связано с метаморфозой, перерождением (рождением вновь) действующего, с его превращением в совершенное (идеальное) существо;

§   при этом само превращение (рождение) представить именно как метаморфозу, акт, а не процесс, не раскрывая всех технических уловок возможного действия, чтобы не увязнуть в них и, тем самым не затушевать исходный акцент — акт принятия на себя;

§   тем самым не отличать замысел и целеполагание от самой peaлизации, а, наоборот, слить их, выделив лишь экспрессивно-выразительную сторону осуществления действия через отнесение всех его трудностей не к обстоятельствам действия, а к личности героя;

§   тем самым отождествить героя с неким абсолютным качеством, представив его как олицетворение и символ этого качества (добра, красоты).

Нетрудно заметить, что перечисленные условия полностью соответствуют форме и содержанию волшебной сказки, которую мы и прочитываем как модель (или, говоря словами А.В. Запорожца, "внутреннюю картину" определенного опыта субъектности, а именно как выразительную и понятную форму представления ориентировочной основы инициативного действия и отношения к миру. Рискну утверждать, что "пробное тело" принятия на себя и инициативности строится в сюжетно-ролевой игре. В ней, как и в иных деятельностях, опробуются не только идеальные "объекты" (смыслы и задачи, человеческие отношения), но и определенный идеальный субъект, реализующий и демонстрирующий принятие на себя и осуществление собой требований и вызовов этого мира.

Подведем итоги анализа знакового опосредствования и волшебной сказки.

Суть различий волшебной сказки и знака не в их натуре и фактуре. По этой характеристике они могут и не различаться. Различие состоит в их культурном задании.