На другую сторону неестественности-но-не-случайности, т.е. произвольности акта, составляющего событие, указывает М.К. Мамардашви-ли. Он говорит об "обязательности формы" и существовании в культуре некой "машинки", которая как бы "Собирает" человеческое переживание и усиливает его.

Внук Д.Б Эльконина — Андрей, которому тогда был один месяц и 26 дней.

М.К. Мамардашвили вспоминает: "... дело происходит в грузинской горной деревне, где родился отец и где я часто бывал, там на похоронах плачут профессиональные плакальщицы, как ударами кнута взбивая чувствительность и приводя человека в психически ненормальное состояние, близкое к экстатическому. Они профессионалы и, естественно; не испытывают тех же эмоций, что и близкие умершего, но тем успешнее выполняют форму ритуального плача или пения. Юношей я не мог понять: зачем это? Ведь они притворяются! А позже, как мне показалось, понял : психические состояния как таковые ("искренние чувства", "горе" и т.п.) не могут сохраняться в одной и той же интенсивности, рассеиваются, сменяются в дурной бесконечности, пропадают бесследно и не могут сами по себе, своим сиюминутным дискретным, конкретным содержанием служить основанием для явлений памяти, продуктивного переживания, человеческой связи общения. Почему, собственно, и как можно помнить умершего, переживать человеческое чувство? Всплакнул, а потом рассеялось, забыл! Дело в том, что естественно забыть, а помнить — искусственно" (1990, с. 88).

Вслушиваясь в мысль М.К. Мамардашвили, не будем, однако, забывать, что сам по себе ритуал, как и всякое культурное создание, ироничен: он может помочь усилить переживание, а может помочь симулировать его — не воссоздать и вновь породить, а наоборот, снять суть и оставить лишь оболочку.

Итак, событие — это, во-первых, явление (откровение) идеальной формы. Нетривиально здесь то, что сама идеальная форма иначе и не может существовать; явленность (проявленность) входит в ее суть; идеальная форма — это не то, что может быть наличным и данным.