3. Синдром семантического опустошения

Далее результаты, полученные на русском материале, будут сравниваться с данными, полученными в ассоциативных экспериментах на материале польского языка.

Прежде всего отмечу, что в Польше ии. предъявлялись в качестве стимулов польские эквиваленты слов, именующих (разумеется, приблизительно) те же реалии, что и слова-стимулы, предъявленные в Москве (выше они были обозначены как относящиеся к наборам слов «Политика» и «Мораль»).

Ассоциативные ответы польских респондентов на слова набора «Политика» в среднем содержат меньше «негатива», чем ответы на аналогичные стимулы в России. Из приведенного выше анализа ассоциативных ответов видно, что для российских респондентов все то, что связано с политикой и социально-экономическими реалиями, это либо скверно, либо очень скверно и даже ненавистно. Ощущение социальной катастрофы еще в 1996 г. просматривалось достаточно определенно не только на основе доли негативных ответов, но и исходя из их конкретики.

Если судить по ответам московских школьников, наше недавнее прошлое ужасно, а настоящееневыносимо.

Польские респонденты скорее скептичны, чем пессимистичны. И, во всяком случае, менее эмоциональны. Они не ненавидят, а, скорее, потешаются над тем, что они так или иначе отрицают или не приемлют.

Сравним, например, ответы русских и польских респондентов на стимул диктатура (dyktatura), воспользовавшись тем, что в данном случае такое прямое сравнение возможно.

В русской выборке самый частый ответ – это ответ-клише пролетариат или диктатура пролетариата. Следующие 10 негативных ответов (по убыванию частоты): жестокость, коммунизм, тирания, террор, ужас; далее – по одному ответу, диктатор, коммунисты, расстрелы, репрессии, страх, тоталитаризм и т.д.

В польской выборке ответа proletariat нет. Самые частые ответы – strach, terror, lotalitaryzm, wiadza, ucisk, zlo.

He менее интересно и то, в ком персонифицируется концепт 'диктатура' и где он локализован – исторически и географически.