Для проверки этой гипотезы мы предприняли эмпирическое исследование каждой из процедур (проблематизации, интерпретации, репрезентации) в отдельности. Последнюю всем коллективом лаборатории психологии личности мы исследовали комплексно как совокупность моральных, правовых, политических представлений, а также основных социальных ценностей личности и ее представлений о собственном «я», своей ответственности и интеллекте (так называемые имплицитные теории интеллекта или обыденно-житейские представления об умном человеке) [46, 56]. Особенность представляемого здесь направления исследований, которое начало развиваться уже пять лет назад, прежде всего в том, что была предпринята попытка определить и выявить особенности социального мышления личности в контексте российского менталитета в целом.

Стратегия исследования строилась на определенном сочетаний двух методов: прогрессивной типологии, разработанной нами в процессе многолетнего изучения личности (ее инициативы, ответственности, способности к организации времени и т. д.), а также кросскультурного сравнения. Главный признак первого — его поступательный характер, т.е. порождение гипотез не только в начале исследования, но и по мере взаимодействия с исследуемой реальностью, выявления новых детерминант, существенных для разных типов, поскольку основные признаки не симметричны и не являются сквозными для всех типов. Произошедшее социальное расслоение общества служит объективной социальной основой для типологического исследования. Однако мы не могли использовать социологические критерии дифференциации, поскольку, по данным социологов, ряд людей в своем сознании относит себя к слою, к которому не принадлежит объективно [37]. Именно поэтому обрисовывается уже собственно психологическая проблема расхождения или противоречия объективного и субъективного, а исходя из этого — задача исследования роли последнего в реальном функционировании и адаптации личности.

Метод кросскультурного сравнения в отличие от его традиционного использования в этнопсихологии или для получения чисто фактических данных о различиях ментальных структур у разных народов мы использовали в более широком функциональном значении. Прежде всего мы сравнивали западноевропейские данные с российскими в порядке сопоставления государств, уже давно и стабильно демократических, с обществом, находящимся в процессе демократизации. Развитая демократическая государственность обеспечивает личности то, что в нашем государстве она вынуждена решать сама, как говорят, «на своем уровне», «своими силами». Особенно очевидно это в правовой сфере: там, где права закреплены законом, а законы реализуются определенными институтами (различными формами социального контроля, правопорядка и т. д.), личность не берет на себя свою правозащиту (от нападения, отравления непригодными к употреблению продуктами, финансового грабежа и обмана). В противном («нашем») случае это становится социальной проблемой, требующей индивидуальных способов решения. Таким образом, мы выявляли соотношение задач, решаемых в том или ином типе государственности самим обществом или личностью и соответственно ее сознанием, мышлением. (СНОСКА: Исследование проводилось либо в порядке прямого научного сотрудничества (с психологами Польши как бывшего социалистического государства, Франции и Финляндии как традиционно демократических государств, а последней — как близкой нам по своему менталитету), либо косвенного, т. е. с использованием, например, американской и японской методик.)