Парадоксальным образом, современники и нынешние исследователи единодушно оценивали и оценивают эти десятилетия как годы исключительной неторопливости, если не бездействия самодержавной власти в области специального образования [6, 8, 9, 10, 11, 12, 13]. Со времени выступления доктора А.И.Скребицкого на II Съезде представителей профессионального и технического образования (СНОСКА: См. «Обзор результатов деятельности Попечительства о слепых в России за четырнадцать лет на основании его отчетов, с 1881 по 1894 г. (включительно)» [11]), где он подверг резкой критике деятельность Попечительства о слепых, подобные оценки и упреки в специальной литературе стали общим местом. Но справедливы ли они в полной мере?

Итак, нежизнеспособность первого отечественного училища для слепых, открытого В.Гаюи в Санкт-Петербурге в 1807 году, мы объясняем преждевременностью эксперимента, осуществленного в обществе, не видевшем смысла в обучении слепых детей грамоте и не заинтересованном в организации специальных школ. Подобной же в начале XIX столетия была позиция подавляющего большинства европейцев. Однако в западных, прежде всего протестантских, странах традиционное пренебрежительное отношение общества к детям-инвалидам перекрывалось активностью государства и городских властей в сфере образования, которое начинает признаваться базовой ценностью. На протяжении XIX века в ряде западных стран принимается закон о начальном образовании, со временем распространяемый на глухих и слепых детей. Развитие школьного дела стимулировалось государством и городским самоуправлением, поощрялось церковью. Ко второй половине XIX века пусть у небольшой, но активной и независимой части горожан сформировалось понимание необходимости открытия училищ для незрячих детей. Возник социальный заказ, и не удивительно, что нашлись те, кто смог его исполнить. Таким образом, открытие первых учебных заведений для слепых в Париже и Лондоне, последующее стремительное распространение созданных моделей на континенте произошло в результате того, что векторы интересов государства, представителей интеллектуальной элиты, городской власти и части просвещенных горожан совпали с идеями учителей-энтузиастов, завтрашних тифлопедагогов.