5.4. ЛЕОНИД АНДРЕЕВ

Рассматривая эмоционально-смысловую доминанту отдельных литературных произведений, нельзя не отметить постоянство в обращении к одной и той же проблеме психологического плана, характерное для всего творчества того или иного писателя в целом.

Наш подход к продуктам литературного творчества предполагает при этом обращение к свидетельствам современников, касающихся жизни и поведения писателей как личностей.

Так, отнесение текстов Л.Андреева к "печальным" можно подтвердить следующими словами К.И.Чуковского. Называя Леонида Андреева "отрешенным от действительности" (Чуковский 1963, 292), он писал, что писатель любил веселиться, однако "после ... припадка веселости он становился мрачен и чаще всего начинал монолог о смерти. То была его любимая тема, — пишет К.И.Чуковский. — Слово "смерть" он произносил особенно — очень выпукло и чувственно: "смерть", как некоторые сластолюбцы — слово "женщина". Тут у Андреева был великий талант; Андрееву оно удавалось отлично. Тут было истинное его призвание: испытывать смертельный, отчаянный ужас. Этот ужас чувствуется во всех его книгах..." (там же, 295). Чуковский полагает, что "тошнотворные приливы отчаяния" (там же) пронизывают все его творчество.

Смерть в произведениях Андреева неизбежна. Должен быть распят Иисус Христос, потому что его должен предать Иуда из Кариота ("Иуда Искариот"). Получив желанное сочетание карт, умирает Николай Дмитриевич ("Большой шлем"), умирает герой рассказа "Марсельеза", погибает пилот аэроплана Юрий Михайлович Пушкарев ("Полет"). В произведении "Рассказ о семи повешенных" должны погибнуть все пятеро террористов, не сумевших совершить ненужное покушение.

(Еще раз подчеркнем здесь правомерность и необходимость социологического подхода: "Бьющий по нервам "Рассказ о семи повешенных", — писал Чуковский, — ... был воспринят как протест против столыпинских виселиц" (Чуковский 1963, 159).