Негативная оценка массовой культуры (как анти-культуры) и снисходительное отношение к народной культуре (ей была отведена роль театральной ширмы, за которой разыгрывалась драма национальных и этнических идентичностей) выражают «культурологическое бессознательное» советской власти, унаследовавшей от предшествующих правящих режимов негативное отношение ко всем типам культур (которые в этом смысле вообще не относятся к области культуры), которые не связаны с (профессиональным, кастовым) искусством, культивированием классики и обращены к массовому потребителю.

Раймонд Уильямс (один из основателей британских "культурных исследований") отмечал, что мы все еще продолжаем смотреть на культуру глазами ученых XVIII века, испытывавших скрытое или явное презрение ко всем другим видам деятельности, за исключением интеллектуальных. Определения культуры, которыми оперирует и культурология, по иронии судьбы воплощают аристократическое понимание культуры, согласно которому культура неизменно ассоциировалась с философией, искусством, литературой, наукой - теми сферами деятельности, где традиционно главную роль играли представители господствующего класса (СНОСКА: См.: Williams R. Culture and Society, 1780 – 1950. (Penguin, 1958). В этой работе Уильямс анализирует метатеоретические основания дискурса о культуре, начиная с английских теоретиков 18 века , переходя к марксизму и заканчивая работами английских интеллектуалов послевоенного периода). В русле этой стратегии пролетарская культура не вписывается в понятие культуры (как культуры высокой), поскольку она не репродуцирует и не культивирует вышеозначенные виды деятельности; точно также не вписывается в этот канон и массовая культура.

Не случайно Уильямс и его коллеги начали с того, что предложили отказаться от ряда старых стереотипов мышления, шаблонных делений искусства на высокое и низкое, технологию и культуру (и следовательно, отказаться от негативных коннотаций термина «культурная индустрия»), от оппозиции интеллектуала и массы, культуры и политики. Они попытались изменить «элитистскую» культурологию и с неомарксистских позиций исследовать надстроечные явления под лозунгом все есть массовая культура (Leavis F.R.), отказавшись от идеи культуры как Великой Традиции, «суммы достижений человеческого разума и духа», совокупности шедевров, домена интеллектуального и эстетического совершенствования (СНОСКА: Традиция всегда селективна, то есть она отбирает одно и оставляет в забвении другое. Как правило, этот процесс селекции происходит не без участия и интересов господствующего класса). Культура не обязательно – «лучшее из всего сказанного и сделанного» (СНОСКА: Hall S. “Cultural Studies: Two Paradigms”, in Media, Culture and Society 2 (Sage Publications, 1980), p.59) человечеством (она не тождественна «высокой культуре»). Культура определяется ими как процесс, в котором происходит общесоциальный процесс обмена значениями, где последние являются социальными и культурными конструктами и носят исторически изменчивый, преходящий характер. Культура - это, прежде всего, социальный феномен, а не «сумма эстетических идеалов красоты» и не «голос разума», который проникает через границы времени и нации, и говорит от лица гипотетического универсального человека». (СНОСКА: Fiske J. “British cultural studies and television”, in What is Cultural Studies? (ed. by J.Storey; Arnold, 1996), p.115) В таком понимании культуры – как способа жизни, как совокупности практик, как процесса создания ценностей, присущих данному обществу – теоретики культурных исследований очень близки к позиции культурных антропологов. (СНОСКА: См.: Hall S. “Introduction”, in Representation: Cultural Representations and Signifying Practices, Hall S., ed. (The Open University: Milton Keynes, 1997), p.2)