Дидро заметил легкость и непроизвольность, с которой люди овладевают языком, и установил закономерную связь между сохранностью воспринимающих органов и уровнем речевого развития:

«...слепорожденному труднее научиться говорить, чем зрячим людям, потому что число чувственно не воспринимаемых объектов для него гораздо больше, чем для нас, а сфера для сравнения и комбинирования у него меньше» [3. Т. II].

Известно, что вопрос о механизме фоторецепции до сих пор до конца не решен наукой. Дидро описывает это специфическое кожно-оптическое чувство у своих знакомых слепых:

«На Саундерсона, как и на слепого из Пюизо, влияли малейшие перемены в атмосфере; он замечал, особенно при спокойной погоде, присутствие предметов, которые находились в нескольких шагах от него.<…> Вы, может быть, подумаете, что в его глазах происходило какое-нибудь изменение, предупреждающее его о наличии света, но не о наличии предметов; я подумал бы то же самое, если бы не знал достоверно, что Саундерсон был лишен не только зрения, но и самого органа зрения.

Таким образом, Саундерсон видел при помощи кожи. Эта оболочка обладала у него исключительной чувствительностью, и можно утверждать, что при некотором навыке он сумел бы научиться узнавать того из своих друзей, портрет которого художник нарисовал бы...» [3. Т. II].

Дидро приводит рассуждения слепых об особенностях восприятия собственного дефекта. Даже по этим коротким, но удивительно точным зарисовкам, можно составить впечатление о способе социальной компенсации слепоты:

«Она вовсе не желала получить зрение. Когда я однажды спросил у нее о причине этого, она ответила: «Дело в том, что в этом случае я обладала бы только своими глазами, между тем как теперь я пользуюсь глазами всех. В силу своего недостатка я являюсь постоянным предметом интереса и сострадания окружающих; мне каждую минуту оказывают одолжения, и каждую минуту я благодарна кому-нибудь; увы, если бы я видела, то вскоре мною перестали бы интересоваться».