В начале нашего века этот разрыв между анатомическим и функциональным знанием характеризовал состояние дел в психиатрии. С одной стороны, имелись хорошо разработанные науки — нейроанатомия и патология, а с другой — достоверное описание психических заболеваний, изолированных друг от друга. Однако в той мере, в какой речь могла идти о чисто «органическом» понимании нервной системы, положение вещей являлось иным. Неврологии, родственной ветви психиатрии, удалось объединить анатомическое знание с представлениями о функциях органов. Была тщательно разработана локализация механизмов координации свободных и рефлекторных движений. Расстройства таких высоко скоординированных движений, как речь, хватание и ходьба, часто удавалось связать либо с повреждением частей нервной системы, которые отвечают за координацию соответствующих возбуждений, либо с повреждением периферических нервных связей между центральными координирующими отделами нервной системы и органами движения. Тем самым неврология осуществила принцип Морганьи и Вирхова и стала уважаемой точной медицинской дисциплиной, тогда как психиатрия оставалась малопонятным полем деятельности.

В то же самое время мечта ученого, изучающего нейроанатомию, соорудить мост между мозгом и разумом, между психиатрией и анатомией и физиологией мозга оставалась утопией и продолжает оставаться таковой по сегодняшний день.

Принцип Вирхова не оказался столь же эффективен в области психических заболеваний, как в других областях медицины. Общераспространенные глубинные расстройства личности — шизофренические и маниакально-депрессивные психозы, — которые были описаны Кальбаумом, Крепелином, Блейлером и другими великими клиницистами, не могли быть определены с помощью микроскопа. Тщательные гистологические исследования мозга умерших психотиков не обнаружили каких-либо существенных микроскопических изменений. Медицинские работники столкнулись, таким образом, с загадкой. Почему мозг пациента, чье внешнее поведение и эмоциональные реакции столь заметно отличаются от поведения и реакций здорового человека, не обнаруживает каких-либо соответствующих гистологических отклонений даже при самом тщательном исследовании? Тот же самый вопрос возникал в отношении многих других психиатрических состояний, таких, как психоневрозы и поведенческие расстройства. Первый луч надежды связать знание структуры мозга и психических расстройств сверкнул, когда было открыто, что прогрессивный паралич, в качестве причины которого давно уже подозревался сифилис, может быть прослежен до повреждения ткани в центральной нервной системе. Когда, наконец, Ногучи и Мур убедительно доказали сифилитическое происхождение прогрессивного паралича, вновь возникла надежда, что психиатрия в конце концов окажется в одном ряду с другими медицинскими специальностями. Хотя существование структурных изменений в мозговой ткани при старческом слабоумии и болезни Альцгеймера было известно уже в течение многих лет, обнаружение Ногучи микроорганизма Treponema pallidum в мозгу человека, страдающего прогрессивным параличом, впервые открыло путь к этиологически ориентированной терапии.