И здесь мы подошли ко второй оговорке. Истина о том, что средневековая мысль жила своими собственными проблемами, а не подготовкой работы над нашими проблемами, оставаясь истиной, не подлежит абсолютизации. Есть такие истины, наряду с каждой из которых истинна и ее противоположность. Философскую (в частности, эстетическую) мысль любой эпохи можно и должно рассматривать с двоякой расстановкой акцентов сообразно двум уровням, объективно наличным в самом предмете: как мысль такой-то эпохи или как мысль такой-то эпохи. Здесь уместно вспомнить выражение Августина: «transcensus sui ipsius» («переступание пределов себя самого»). В самой природе мысли как мысли заложен этот «трансцензус», этот выход за пределы собственной культурно-жизненной среды, заложена смысловая прозрачность, вполне обнаруживающаяся как раз тогда, когда мы удалим с предмета нашего рассмотрения все характерные цвета времени. Мысль есть мысль постольку, поскольку она «общезначима», «общечеловечна» (хотя все дело в том, чтобы не понять это слишком буквально).

Можно было бы рискнуть набросать по примеру Канта нечто вроде антиномии для «Критики исторического разума», причем антиномия эта относилась бы специально к истории мысли.

Тезис. Все дело философии сводится к всестороннему эксплицированию импликаций, заложенных в языке данной культуры (причем слово «язык» нужно понимать в буквальном, «лингвистическом» смысле, но также и во всех расширительных, «семиотических» смыслах — как язык форм культуры). Чем более адекватно подходит мыслитель к символике своего языка, чем более помогает ей развертывать собственные потенции, тем выше его ранг как мыслителя, тем органичней его мышление. Поэтому всякий подлинно философский текст принципиально закрыт для перевода (СНОСКА: Поучительно заметить, как по мере обострения научной совестливости все больше философских терминов античности оставляют без перевода. Когда-то пытались перевести даже «логос», теперь начинают чувствовать, что и «психея» — не просто «душа» (ср. «Философская энциклопедия», т. 4. М., 1967, стр. 413—414). «Нус» и «эйдос» довольно прочно обрели в нашем лексиконе права гражданства).