Для практического рассудка, для того знания, которое, по формуле Ф. Бэкона, есть сила, вещи интересны именно с этой стороны: не как субстанции, но как функции, как агенты в причинно-следственном процессе. Уже для ребенка огонь есть то, что вызывает ожог, уже для первобытного мастера камень есть то, из чего можно сработать нож; и такой подход сохраняется вплоть до самой утонченной цивилизованной технологии, становясь все более чистым. Эту позицию интеллекта, при которой он сосредоточен на причинно-следственных связях вещи, мы назовем наблюдением.

Во-вторых, вещь можно рассматривать как замкнутую внутри себя самой структуру, как «эйдос». Строение кристаллов камня, строение организма дерева имеет некоторую самозаконность, не могущую быть сведенной к внешним «содетельным» и «вещественным» причинам. Состав почвы влияет на образ дерева, но объяснить второй из первого невозможно. Этот уровень вещи, на котором она соотнесена с самой собой, ее структурную заданность, Аристотель назвал «энтелехией», а его средневековые ученики — «формальной причиной» (αίτία είδητική, causa formalis). Если каузальное сцепление (наличность именно в данное время сочетания почвы и семени) было для дерева «содетельной причиной», то специфическая форма дуба или оливы есть его «формальная причина». Это — феноменологический уровень вещи, ее эйдетика. Из современных нам форм знания наиболее определенную устремленность ко второму аспекту вещей имеет математика (нагляднее всего — стереометрия). Пресловутая «бестелесность», «нематериальность» геометрических фигур, их вечность и неизменяемость, так зачаровавшая Платона, а в византийскую эпоху — Пселла (СНОСКА: Пселл называет математику «умозрение о бестелесном» и «чистое знание». Ср. В. Вальденбеρг. Философские взгляды Михаила Пселла.— «Византийский сборник». М.—Л., 1945, стр. 249—255), есть знак их извлеченности из причинно-следственных сцеплений и соотнесенности с собой. Эйдетическому уровню вещей соответствует тип интеллектуальной активности, который мы назовем усматриванием.