Обратимся, как мы это уже делали, к парадигме бытового общения. В разговоре мы слушаем собеседника и одновременно «со стороны» подмечаем невыговоренное в его жестах и интонациях; мы ощущаем его как некое «ты» и не перестаем следить за ним как за некоторым «он». Грубо нарушить ситуацию диалога, выпасть из нее можно через двоякого рода бестактность: либо только слушать слова и то, что прямо выговорено в словах, ничего при этом не «замечая», не чувствуя косвенно высказанного в непроизвольном поведении собеседника,— или, напротив, не принимать всерьез слово которое к нам обращено, из собеседника превратиться в соглядатая, не слушать, а подслушивать и особенно подсматривать, наблюдать партнера по диалогу, как вещь. В обоих случаях человеческое понимание оказывается пресеченным.

Первый случай аналогичен тому положению, в котором мы окажемся, если решимся не идти дальше текстуально фиксированных самоистолкований эпохи. Второй случай являет нам ситуацию, которой не избежать, если отказаться от серьезного отношения к «выговоренному» смыслу памятников. Выговоренный смысл надо уважать в его буквальности, но одновременно в его трансцендентности (именно в качестве смысла!) любой буквальности: ибо «буква убивает». Оба вида объективации смысла — выговаривающий и невыговаривающий,— взаимно корригируя друг друга, своим подвижным соотношением фиксируют не-тождество смысла форме и спасают смысл от массивного застывания в форме, от убиения через овеществление. Поэтому приходится напрягать всю свою способность к чуткости, чтобы удерживать в поле зрения оба уровня символического смысла, притом ни в коем случае не смешивая эти уровни. Символ как таковой есть именно равновесие выговаривания и умолчания; он, употребляя выражение Гераклита, «не выговаривает и не скрывает, но знаменует».

Выговоренное и невыговоренное; смысл, выступающий за пределы формы, и смысл, запертый внутри пластической «замкнутости» формы; «речь» эпохи и ее «жест»; мировоззрение и стиль,— в изучении связи между этими полюсами и состоит применительно к таким целостным эпохам, как античность или средневековье, задача истории эстетики.