Но если на вопрос о существовании непосредственного знания марксизм дает утвердительный ответ и в этом существовании видит рациональную основу для учений об интуиции, выработанных классической философией XVII—XIX вв., то в объяснении факта интуиции марксистская диалектика противостоит не только всем теориям интуиции, предложенным метафизиками эмпиризма и рационализма, но также, конечно, и теории Гегеля, то есть истолкованию интуиции, пусть даже диалектическому, но разработанному на основе идеализма. Правда, для объяснения факта непосредственного знания многое было сделано и подготовлено диалектикой Гегеля. Как диалектик, Гегель понял, что вопрос об отношении непосредственного и опосредствованного не может быть поставлен в форме альтернативы: либо непосредственное, либо опосредствованное. «Философы более мелкие, — пояснял Ленин, — спорят о том, сущность или непосредственно данное взять за основу... Гегель вместо или ставит и, объясняя конкретное содержание этого «и»» (3, 122).

Соотношение между непосредственным и опосредствованным знанием определяется в марксистской диалектике принципиальным взглядом марксизма на познание как на процесс, как на движение, как на переход от знания менее глубокого и совершенного к более глубокому и совершенному. Поэтому Ленин принимает в философии Гегеля то, что его «Феноменология духа» рассматривает сознание, говоря словами Гегеля, «в его движении от первого непосредственного противоречия (Gegensatz) его и предмета до абсолютного знания» (см. 3, 84). По Гегелю, только для «чистого бытия» характерно «ничем не быть опосредствованным» (см. 3, 92). Конспектируя «Науку логики» Гегеля, Ленин тщательно выписал и отметил места, где Гегель упрекает предшествующих ему философов — скептиков, Лейбница, Канта, Фихте — в том, что они не способны выйти в познании «за пределы бытия, как ... непосредственности» (см. 3, 120). Таким непосредственным бытием у идеалистов оказываются «монада» Лейбница, «явление» Канта, «непосредственная определенность» фихтевского субъекта.