Предпосылая познание действию, Кроче подчеркивает, что это познание отнюдь не есть практическое познание: оно всецело теоретично. «Из объективного анализа вещей, — утверждает он, — нельзя отыскать и одной капли полезности или добротности. Не потому желаем мы вещей, что узнаем их как полезные и хорошие; мы знаем, что они полезны и хороши потому, что желаем их» (32, 55).

Итак, согласно Кроче, «теория» логически предшествует «практике», есть логическое условие самой ее возможности. В свою очередь в «теории» Кроче выделяет две основные формы: познание интеллектуальное и познание, опирающееся на интуицию.

Человеческое познание, утверждает он, «является либо познанием интуитивным, либо познанием логическим; познанием при помощи фантазии или при помощи интеллекта; познанием индивидуального или познанием универсального; самих вещей или их отношений— словом, либо творцом образов, либо творцом понятий» (32, 3).

Вразрез со всеми интеллектуалистическими теориями интуиции, отстаивающими единство теоретической деятельности, Кроче утверждает, что познание располагает двумя совершенно различными формами. Из этого противопоставления двух видов знания ясно, что теория Кроче выключает интуицию из интеллектуальных форм знания. Для него интуиция не есть один из видов интеллектуального знания, каким она была не только для Декарта, но и для Фихте и Шеллинга. Она существует рядом с интеллектуальным знанием как форма неинтеллектуального постижеция. Более того. Интуиция не только ставится наряду с интеллектом в качестве равноценной и параллельной формы, но по отношению к понятию провозглашается формой основной, первичной и независимой от интеллекта, автономной.

Кроче сам подчеркивает, что его учение порывает со всей традицией интеллектуалистических и рационалистических учений об интуиции. Уже в классической форме рационализма — в теории познания Лейбница— он обнаруживает заблуждение, характерное, по его мнению, для всякой интеллектуалистической трактовки познания. Лейбниц полагал, что познание, будучи ясным, может не быть еще отчетливым. Такие «ясные, но неотчетливые» перцепции (восприятия) Лейбниц относил к сфере эстетической и отличал их от отчетливых перцепций интеллекта. Кроче считает эту классификацию ошибочной. Согласно его разъяснению, темнота и ясность «представляют для Лейбница количественные ступени одного-единствен-ного рода познания — отчетливого или интеллектуального познания, к которому обе они стремятся и которое может быть ими достигнуто на более высокой ступени» (32, 229). Уже сама терминология Лейбница «вносит оттенок пренебрежения и есть молчаливое признание, будто существует одна-единственная форма познания» (32, 229). Та ясность, которую Лейбниц приписывает эстетическим интуициям, «не составляет в сущности специфического отличия, а есть лишь частичное предвосхищение интеллектуальной «отчетливости»» (32, 230).