Эти различия в анализе, как мы видим, чисто фор­мальны: они не исключают необходимости в основном конкретном анализе ситуации на камень и то, что этот камень делает, в данном случае — падать. Нам такой первичный анализ кажется совершенно необходимым, но это заблуждение. В языке нутка комплексное явление типа падающего камня анализируется совсем по-дру­гому. Про камень отдельно упоминать не обязательно, а употребляется только одно слово, глагольная форма, причем практически она понимается не менее одно­значно, чем английское предложение. Этот глагол состоит из двух основных элементов, первый из которых указывает на движение или положение камня или кам-неподобного объекта, а второй выражает движение сверху вниз. Мы можем как-то приблизиться к понима­нию этого слова в языке нутка, если допустим существо­вание непереходного глагола типа «камнить», отражаю­щего движение или положение какого-то камнеподобного объекта. Тогда наше предложение камень падает можно представить в форме камнит. В высказывании такого типа свойства камня как предмета отражены в обоб­щенной глагольной единице камнить, а специфические аспекты движения, которое мы воспринимаем, видя ле­тящий камень, разделяются на обобщенное понятие дви­жения некоторого класса объектов и более специфиче­ское понятие направления движения. Другими словами, хотя язык нутка позволяет без всяких затруднений предельно просто описать падение камня, в этом язы­ке нет глагола, в точности соответствующего глаголу падать».

Подобные примеры с поразительной ясностью пока­зывают, почему было выдвинуто предположение, что грамматические категории языка скрыто заставляют нас обращать внимание на различные признаки ситуации. Выготский, вероятно, в самом деле видел босого маль­чика в синей блузе, бегущего по улице, но, как мы только что говорили, перевод этого чувственно воспри­нимаемого факта в языковую форму — дело не простое. Влиял ли этот перевод в какой-то степени на то, что действительно увидел Выготский, или на то, что он вос­принимал в этой ситуации особенно остро? На этот вопрос ответить чрезвычайно трудно. Хотя прямых дан­ных такого рода практически нет, мы не можем не чув­ствовать, что обязательные грамматические различия, подобные тем, которые описал Сепир, действительно делают говорящего особо чувствительным к определен­ным аспектам действительности — по крайней мере, когда он говорит.

Для меня наиболее ярким доказательством правиль­ности этого предположения является специфика упо­требления местоимений при обращении в различных языках (см. Brown, 1965, гл. 2). В немецком языке, на­пример, надо выбирать между «фамильярным» du и «вежливым» Sie, во французском — соответственно между tu и vous, употребляя соответствующие формы Спряжения глагола. Это грамматические обязательства: когда вы говорите по-немецки или по-французски — если только вы говорите с кем-нибудь, — вы обязаны как-то отразить свои взаимоотношения с ним в смысле статуса и степени близости в тех формах, которые при­няты в данном обществе. Конечно, часто надо задумы­ваться о подобных вещах и говоря по-английски — при выборе стиля речи, темы разговора, обращения по имени, по фамилии или по званию и т. д. Но мне ка­жется, что при сравнении английского языка с немецким или французским, например, мы ясно увидим, в какой большой степени грамматические обязательства пред­располагают говорящего к учету определенных факто­ров. В английском очень часто можно обойти проблему социальных взаимоотношений, просто употребив you, го­воря на общие темы и не обращаясь по имени. Но что гораздо важнее, говоря по-английски, во многих случаях мы просто не думаем о таких вещах, как статус или степень нашей близости с собеседником. Подумайте только, со сколькими людьми вам приходится говорить в течение дня — с людьми, с которыми вы сталкиваетесь по работе, с теми, кого видите в столовой, с людьми разного возраста и социального положения; я уверен, что в большинстве случаев вам не приходится мучи­тельно думать над теми проблемами, с которыми вы постоянно имели бы дело, говоря, например, по-фран­цузски, когда вам пришлось бы все время решать, какое местоимение употребить, какую форму глагола вы­брать — почти в каждом своем высказывании. Если бы мы все вдруг заговорили по-французски, мы обнару­жили бы, что все время обращаем внимание на те аспекты социальных отношений, о которых до сих пор специально не задумывались. Дело не в том, что мы никогда не задумываемся над подобными вещами, говоря по-английски, а в том, что, говоря на француз­ском или каком-то другом языке, нам бы пришлось постоянно, повседневно обращать на них больше внимания.