На этой свободе основывается само существование, разума, не имеющего никакой диктаторской власти. Его приговоры всегда есть не что иное, как согласие свободных граждан, из которых каждый должен иметь возможность выражать свои сомнения и даже без стеснения налагать свое вето.

Разум никогда не может уклониться от критики, но имеет основание опасаться догматического авторитета. Под полемическим применением чистого разума понимается защита его положений против догматического отрицания их. Здесь дело не в том, что его утверждения, быть может, также ложны, а только в том, что никто не может с аподиктической достоверностью (или хотя бы только с большей вероятностью) утверждать противоположное.

Речь идет здесь не о том, что полезно или вредно общему благу, а только о том, как далеко может пойти разум в своей отвлекающейся от всякого интереса спекуляции. Было бы ведь нелепо ожидать от разума разъяснении и в то же время заведомо предписывать ему, на какую сторону он непременно должен стать.

К тому же разум уже самопроизвольно до такой степени укрощается и удерживается в границах самим же разумом, что вам нет нужды призывать стражу, чтобы противопоставить государственную защиту силу той стороне, перевес которой кажется вам опасным.

Разум нуждается в таком споре, и было бы желательно, чтобы этот спор велся своевременно и публично, в условиях неограниченной свободы. Тем раньше в таком случае развилась бы зрелая критика, при появлении которой все эти столкновения сами собой должны исчезнуть, так как спорящие поймут свое ослепление и предрассудки, разъединявшие их.

Без критики разум находится как бы в первобытном состоянии и может отстоять свои утверждения и претензии или обеспечить их не иначе как посредством войны. Наоборот, критика, заимствуя все решения из основных правил его собственного установления, авторитет которого не может быть подвергнут сомнению, создает нам спокойствие правового состояния, при котором надлежит вести наши споры не иначе как в виде процесса.