Разум имеет особую задачу — удерживать нас от заблуждения.

Отрицательные положения, которые имеют целью удерживать от ложного знания там, где никакие заблуждения невозможны, могут быть и очень правильными, но все же они пусты и потому часто смешны, как, например, суждение школьного оратора, что Александр без войска не завоевал бы ни одной страны. Разум в своем эмпирическом применении не нуждается в критике, потому что его основоположения постоянно проверяются критерием опыта.

Но там, где границы нашего возможного знания узки, а искушение строить суждения велико, где осаждающая нас видимость весьма обманчива, а вред, причиняемый заблуждением, значителен, там предохранение нас от ошибок очень важно. Иногда важнее, чем иные положительные поучения, благодаря которым наши знания могли бы прибавляться.

Разум, который, собственно, обязан предписывать свою дисциплину всем другим стремлениям, сам нуждается еще в дисциплине. Иначе он станет легкомысленно играть порождениями воображения вместо понятий и словами вместо вещей.

Здесь разум крайне нуждается в дисциплине, которая укрощала бы его склонность к выходу за границы возможного опыта и удерживала бы его от крайностей и заблуждений.

Некоторые заблуждения можно устранить при помощи самоцензуры, а их причины — при помощи критики. Но в царстве чистого разума мы нередко встречаем целую систему иллюзий и фикций, связанных друг с другом и объединенных принципами. В этих случаях требуется совершенно особое законодательство, система предосторожностей и самопроверки, перед которой никакая ложная софистическая видимость не может устоять и тотчас разоблачается, несмотря на все прикрасы.

Дисциплина разума не может не быть направленной на метод познания. Во всех своих начинаниях разум обязан подвергать себя критике и никакими запретами не может нарушать свободы этой критики, не нанося вреда самому себе и не навлекая на себя подозрений. Ничто не имеет права уклоняться от этого испытующего и ревизующего исследования, не признающего никаких авторитетов.