Это очень важно. Человек от начала и до конца, от первого своего действия до результирующей репрезентации, является единственным творцом символической реальности. Он не использует готовые объекты для выражения искомого содержания. Он их полностью создает сам, в процессе постижения глубинной реальности. И, тем не менее, именно вследствие логики организации нашего мира, найденные им репрезентации будут воспроизводить либо достаточно точно, либо с некоторыми узнаваемыми вариациями объекты нашего мира. И это не должно нас сбивать: объекты нашего мира не используются как символы и не являются символами. Наоборот, символы, найденные человеком, с необходимостью напоминают объекты нашего мира.

Как видим, при таком понимании процесса порождения языка символов мы вообще не сталкиваемся с вопросом, почему то или иное существо используется как символ для выражения конкретного глубинного содержания. Ни существо, ни сочетание отдельных параметров существ; ни образная, ни вербальная репрезентации характеристик этих существ не используются в качестве символов. Нахождение символической репрезентации – совершенно самостоятельный познавательный процесс.

Очевидно, что в случае принятия такой модели исключительно отпадает необходимость в реконструкции и аргументировании того, почему, допустим, данное конкретное животное позволяет передать данное конкретное глубинное содержание. А это означает, что степень произвольности в рассмотрении языка символов может быть существенно уменьшена, потому что, как я уже говорила, каждый специалист исходит из собственной интуиции относительно того, чем данное конкретное существо могло побудить автора символа использовать именно его как символ[145].

Теперь обратимся еще к одному из вышеупомянутых вопросов. Может ли какая-либо неслучайная, сущностная связь лежать в основе сходства (“напоминания”) найденного человеком символа и реального (или производного от реальных) персонажа нашего мира? Иначе говоря, почему символические персонажи напоминают реальных с такой устойчивой повторяемостью?