В «Мундака Упанишаде», – древнеиндийском тексте, рассматривающем природу чистого Я, – все эти трудности суммируются следующим образом:

Оно не сознание внешнего,

Оно не сознание внутреннего

И не сознание того и другого.

Оно не познаваемо,

Оно не непознаваемо

И не познание как таковое.

Оно недоступно ни зрению, ни разумению,

Оно не имеет границ,

Оно несказанно и лежит за пределами мысли,

Оно неопределимо,

Оно открывается лишь тому,

Кто становится им.

В том же духе начинается и «Дао Дэ Цзин», – древнекитайский текст, толкующий об абсолютной природе вещей (Дао): «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао».

Вместе с тем польза от полнейшего молчания по поводу чистого Я была бы невелика. Поэтому, приняв во внимание указанные выше трудности, давайте посмотрим, что говорили об этом состоянии некоторые мистики, – посмотрим, в частности, каким образом оно привело их к непосредственному осознанию своего единства со всем творением.

Чжуан-цзы, китайский мистик, живший в IV в. до н.э. просто писал, что в этом состоянии «я и все вещи поднебесной суть одно».

Плотин, египетский философ III в., говорил: «Человек в его нынешнем состоянии перестал быть Всем. Но когда он перестанет быть индивидом, то вновь вознесется и проникнет собою весь мир».

Мейстер Экхарт, христианский мистик XIII в. указывал, что «всё внешнее многообразие, данное человеку, по внутренней сути своей Едино. Все стебли травы, деревья и камни, все вещи по сути своей Едины. Такова глубочайшая глубина...»

А Генрих Сузо, немецкий доминиканец, писал: «Все создания... суть та же жизнь, та же сущность, та же сила, то же единое и ничто иное».

По-видимому, все эти мистики говорят о том, что «на глубочайшем уровне моего существа сущность у меня такая же, как и у вас, такая же, как и у остальной вселенной. У всех нас одна и та же сущность, и я переживаю ее как свое Я. Это то, в чем мы «такие же», это глубочайший уровень нашей самотождественности».