В отделении был совершенно недоступен контакту, с криком «Немцы, собаки, танки!» куда-то стремился. Не слушал обращенную к нему речь, не реагировал на окружающее. Мимика выражала злобу и страдание. Сжимал кулаки, скрежетал зубами, не давал к себе прикоснуться, падал на пол, извивался, стучал кулаками в дверь палаты, натыкался на окружающих. Ходил, широко расставив ноги, раскачиваясь, откинув корпус назад. Затем начал произносить те же слова нараспев, ухмылялся при обращении к нему, но на вопросы не отвечал. Мимикой и жестами предлагал санитарам делать физкультурные упражнения, ловить его. Сердился, если они этого не делали. Кулаки не разжимал даже во сне. После 6 мес пребывания в отделении заговорил.

Был пуэрилен, называл себя Митенькой, говорил, что ему 8 лет, но он успел окончить два военных училища. Правильно называя число и месяц, утверждал, что сейчас 1943 год, идет война. Он ранен в руки и находится в госпитале. Его окружают раненые. Он всего 3 нед из части и должен как можно быстрее вернуться на фронт. Отрицал сведения, сообщенные им при первом поступлении на экспертизу. Уверял, что до войны служил комендантом г. Ессентуки. Не обращал внимания на приходившую к нему на свидания мать; называл ее «чужой тетей». Не узнавал друзей и знакомых, относился к ним, как к посторонним людям. Отрицал события, приведшие его к поступлению в больницу.

Был беспечен и беззаботен, как ребенок, распевал песни, палату украшал картинками. Во все вмешивался, давал советы. При беседе с врачом стоял смирно. Проявлял большое легковерие. Легко поверил шутке одного из испытуемых, что у него в животе котята. Увидел в отделении котенка, требовал, чтобы его дали ему покормить грудью. Утверждал, что на руке у него след пулевого ранения. Иногда, во время конфликтов или споров между испытуемыми, начинал кричать: «Десант! Помогите советским воинам!», метался, был растерян, затем 1 — 2 дня неподвижно лежал в постели, не принимал пищи, не мочился, не реагировал на окружающее. Эти состояния амнезировались.