В психоаналитических исследованиях хирургического стресса показаны различные формы отрицания. Человек может отрицать сам факт заболевания, утверждать, что никогда не был так здоров, как сейчас; может соглашаться с тем, что болен, но при этом нелогично упорствовать в том, что он не нуждается в лечении; с помощью отрицания можно «защищаться» от суровой реальности в ситуации постановки диагноза или лечения. Даже если отрицание существует только в фантазиях, грезах и сновидениях (Ид-процесс), оно свидетельствует о дезинтеграции личности. В тех случаях, когда то, что отрицается, жизненно важно и рассматривается как серьезная угроза личности (а именно это и характерно для хирургической ситуации), отрицание становится Эго-процессом.

За несколько дней до операции больной зачастую оставляет свои страхи и натягивает маску оптимизма. Чем ближе становится угроза образу тела, тем в большей мере человек стремится свести к минимуму возможную опасность. При этом готовность к тревожному реагированию не уничтожается, а лишь временно блокируется - до тех пор, пока сигналы опасности находятся в центре внимания, и остается в виде скрытых тенденций реагирования. Отрицание описывается как сверхоптимистические ожидания, преуменьшающие возможную опасность и преувеличивающие собственные возможности справиться с опасностью, шансы на помощь со стороны других, свои цели или источники удовлетворения. Угроза образу тела, в частности, операция, способствует активизации тормозимых в обычных условиях агрессивных тенденций, что осознанно или неосознанно ощущается человеком как нарушение внутренних стандартов Супер-эго. Перед угрозой образу тела личность спонтанно пытается снизить уровень тревоги постановкой компенсаторных целей, выполняющих ту же функцию, что и детские фантазии, утешающие ребенка, когда ему грозит опасность, - фантазии, позволяющие чувствовать себя активным участником жизни, а не ее пассивной жертвой. Хирургический стресс, таким образом, провоцирует примитивные реакции, характерные для раннего детства.