Поделиться собой

Пауза кажется бесконечной. Оно и понятно: никто и ничто не способно удержать человека в мире живых. Значит, приговор о самоуничтожении подписан и обжалованию не подлежит. Сидящий перед Витакером мужчина — и жертва и палач в одном лице — готов привести его в исполнение. И здесь начинает говорить Витакер: «Я забрался на гору. По дороге я прилег отдохнуть. И проснулся только для того, чтобы прыгнуть со скального обрыва. Я боялся, что если у меня не хватит смелости, то у меня останутся причины не уважать себя. И я буду страдать всю жизнь...» Господи, что это? Витакер некрасиво плачет. Слезы стекают по глубоким морщинам, капают на голубую рубашку. А он, напрочь забыв о правилах приличия, о том, что человечество изобрело носовые платки или, на худой конец, бумажные салфетки, — трет подглазья тыльной стороной кулака. В эти минуты у всемирно известного терапевта лицо одинокого деревенского подростка, который охвачен паническим ужасом. Ужасен абсурд реальной жизни, ужасно принятое решение, а еще ужаснее, что если не решится, — впереди годы и годы стыда и страдания.

Что это? Уже тогда я знала о существовании приема «самораскрытие психотерапевта» (многие профессионалы опасливо избегают его или превращают в «передачу положительного опыта»), но не могла соотнести с этим термином то, что делал Витакер. Лишь чувствовала: вот он — предел подлинности. О таком пределе Борис Пастернак (а он-то во всем был настоящим!) написал: «Не читки требует с актера, но полной гибели всерьез».

Сейчас, когда книги Витакера переведены и изданы в нашей стране, могу добавить: он предпочитал обозначать прием самораскрытия простыми, но удивительно точными словами: «Поделиться с клиентом собой, своими переживаниями». «Решившись выйти за рамки игры, — читаем мы у него, — терапевт делает шаг к потере контроля над собой. При этом важно, смогу ли я обнажиться перед этим человеком? Могу я рискнуть и прикоснуться к своему внутреннему Я? Рискнуть в большей мере стать собой? Это и только это позволяет пациенту быть... Если я могу решиться на близость с самим собой, то и пациент в его ответном одиночестве вынужден стремиться к близости с собой — к самой подлинной близости» (Витакер, с. 166 — 167).