Ребенок не создает, а усваивает готовую речь взрослых, с ее готовыми исторически сложившимися формами. Первобытный человек стихийно создавал свою речь. Ребенок раннего возраста (примерно в начале второго года жизни) усваивает речь взрослых и пользуется ею не в условиях трудовой деятельности, а в неизмеримо более легких условиях ухода за ним взрослых, в условиях заботы о нем. В нормальных условиях жизни и развития годовалого ребенка каждый его звук, мимика, движение обращают на себя внимание взрослых, которые удовлетворяют его детские потребности, закрепляя соответствующие примитивные звуки, слова за определенными предметами, действиями и т. п.

Нервно-мозговые и периферические механизмы речевой деятельности ребенка существенным образом отличаются таковых у первобытного человека на ранней стадии его развития. Поэтому основания, с помощью которых доказывается тезис о первичности изолированных слов, т. е. апелляцию к детской речи, следует отклонить, как неприемлемые в данном отношении. Этой аналогией в истории науки очень часто злоупотребляют, создавая обманчивую видимость обоснованного фактами решения вопроса, в действительности же оставляя вопрос не только нерешенным, но еще более запутанным. Подобная аналогия вредна тем что она отвлекает внимание исследователя от поисков плодотворных путей решения вопроса, толкая мысль на соблазнительный путь наименьшего сопротивления.

Изолированность отдельных слов рассматривается в работе В. В. Бунака как наиболее существенный признак при характеристике начальной ступени развития речи. Совершенно неясно, что следует понимать под изолированностью первичных слов. Если даже согласиться на минуту с беспредельно расширительным толкованием термина «слово», понимая под ним и начальные, диффузные звуковые комплексы, то и при этом условии нельзя признать их изолированность. Говоря о первой стадии развития речи, В. В. Бунак имеет в виду непосредственного предшественника кроманьонца — неандертальского человека, который обладал сравнительно высоким уровнем развития мышления, сложными формами трудовой деятельности, зачатками искусства и т. п. Не может быть никакого сомнения в том, что неандертальцы пользовались в своем общении не изолированными, не какими-то одноактными голосовыми реакциями, вроде тех, которыми пользуются обезьяны, сигнализирующие звуком «о-о-у...» опасность, звуком «мля-мля-мля...» удовлетворение и т. п., а сравнительно сложной системой взаимосвязанных звуковых комплексов. С их помощью они выражали не изолированные понятия, которых вообще не существовало ни на одном уровне развития мышления, а какие-то примитивные связи представлений, комплексы чувств. Развитие мышления и речи, по-видимому, происходило не таким образом, что сначала существовали отдельные, не связанные друг с другом понятия, которые выражались отдельными, не связанными друг с другом словами, а потом, на следующей ступени, стали образовываться связи между двумя понятиями и выражаться в сочетании двух слов. Думать так — значит допускать упрощение и механицизм в трактовке вопроса развития мышления и языка.