Эта слабость и зависимость требований детского Я-идеала, о которых я здесь говорю,' вполне согласуется также с другим наблюдением, которое может быть сделано в любом случае при более близком ознакомлении с ним; ребенок имеет двойную мораль: одну, предназначенную для мира взрослых, и другую — для себя и своих сверстников. Мы знаем, например, что у ребенка в известном возрасте появляется чувство стыда, т. е. он избегает показываться голым и отправлять свои естественные нужды в присутствии чужих взрослых людей, а впоследствии ' также и в присутствии близких ему людей. Но мы знаем также, что эти самые дети без всякого стыда раздеваются в присутствии других детей и что не всегда удается провести в жизнь запрещение ходить вместе с другими детьми в уборную. К своему удивлению, мы можем установить также, что дети брезгуют некоторыми вещами только в присутствии взрослых, т. е. как бы под их давлением, в то время как эта реакция не наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в обществе детей. Я вспоминаю десятилетнего мальчика, который во время прогулки оживленно воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: «Посмотри, какая странная вещь...» Мгновение спустя он заметил свою ошибку и густо покраснел. Затем он извинился передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в противном случае он никогда не сказал бы этого. Однако я знаю, что этот же самым мальчик охотно говорит со своими товарищами, не краснея, об экскрементальных процессах. Этот же мальчик однажды уверял меня, что, когда он находится наедине с самим собою, он может трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом брезгливого чувства. Если при этом присутствует кто-нибудь из взрослых, то ему даже трудно говорить об этом.

Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных образования, назначение которых заключается в том, чтобы не допустить к удовлетворению анальные эксгиби-ционистические стремления, нуждаются даже после своего возникновения во взрослом объекте для своего укрепления и активности.