Папсуева: — Дальше Алина принесла сценарий, в котором появляется понятие стены. Роль стены она берет себе. В первом сценарии на эту тему она разделяла День и Свет. По ее словам, ночь закрывает День, нужен Свет. Это непонятное для логики содержание, возможно, определяло ее регрессию и функционирование на уровне первичного процесса. Играя Стену, девочка сама, прислонившись к стене, наблюдает за происходящим. Далее она стала Стеной для безумной «хозяйки», которая нуждалась в опоре — Алине. Если вспомнить ее историю, то мать, нуждающаяся в поддержке, не могла быть таковой для дочери. Хозяйку играла ко-те-рапевт. Она шаталась, показывала, что в ее голове мутится, старалась продемонстрировать состояние хаоса. Это был трансгенерационный проход в объектное поле пациентки в плане ее бабушки, сумасшедшей алкоголички, которая потеряла мужской объект. И выделяется роль Алины, совершенно несвойственная для ребенка, это роль Стены, поддержки материнского объекта. По сути дела, девочка продемонстрировала то, что с ней произошло.

И вновь Алина вернулась к Настеньке. Из опоры Стена превратилась в преграду, разрушила мир на две части. В сцене Настенька не могла вернуться к родителям и жениху, ее место заняла безумная ведьма, ее двойник, ее тень, которую играла Алина. Она распустила волосы, кричала, гопала ногами, но в ее возбуждении больше было боли, чем триумфа. И она в изнеможении опиралась на стену кабинета.

Потапова: — Здесь две стены: стена к.ак перегородка и стена как ее роль. Видим расщепление, характерное для психотических структур. Мы из невротического мира попали в мир психоза.

Папсуева: — Это сопровождалось негативным переносом на ведущего, а группа, соответственно, была инвестирована тем сценарием, который девочка всегда приносила.

Потапова: — В этот момент меня не было. Она отрицала меня как объект. Так же с отцом, который был, который ее контейнировал и которого, по требованию матери, нужно было отрицать, отрицать удовольствие. Но благодаря которому девочка имела невротическое ядро.