Все-таки не забывайте, что это терапевтическая группа и обсуждение синтеза того, что произошло, позволяло и самой группе структурироваться тоже.

Бесстрашникова: — Мне кажется, мы не договорили по поводу рамок работы группы. Дело в том, что каждый из нас говорит только из роли, на которую его выбрал ребенок. Если я не в роли, а просто сижу в зале, то я в сцене не говорю, то есть наблюдатели не говорят в сцене. В этом смысле рамки ограничивают терапевтов и защищают ребенка.

Ермак Владислав (психолог): — Меня зовут Влад, я из Растова-на-Дону, работаю психологом в школе. У меня возникла ассоциация, что на самом деле можно смешать молоко и пиво, но пить не возможно. Психодрама — это отреагирование, а для психоанализа очень важна нейтральность. А здесь я вижу, что, когда вы начинаете вести ребенка, то нарушаете нейтральность. Я сам участвую в психодраматических группах и вижу процессы, которые возникают. Мой первый вопрос такой — в чем разница между психоаналитической психодрамой и классической? Второй — рассматривали ли вы сцены и ассоциации, которые приносил пациент, как перенос на группу? .

Я не согласен с вашими интерпретациями. На мой взгляд, ребенок — это тот мальчик, которому не достался билет. Думаю, что желание мальчика взорвать петарды — это его желание взорвать группу. Потом, чем заканчивается ваша работа? Ребенок хочет разыграть сцену, где жены декабристов находят своих мужей, но говорит о том, что жены не нашли мужей, так как на самом деле мужской части он так и не получил от вас. И, если мать его кастрировала, то здесь соответствующий перенос на группу.

Потапова: — Ситуация в том, что таких интерпретаций (взорвать группу) о группе, как об общем объекте переноса, я не даю ребенку. Буквально одну-две фразы в качестве интервенции. Все интерпретации происходят в игре, я же только аккомпанирую.

Ермак: — Но ведь терапевт выступает в роли дубля, то есть он говорит за ребенка, навязывая ему что-то свое, а где же нейтральность?