Это можно связать с темой невидимой лояльности, которая существует не только по отношению к непосредственным родителям, но и к дальним предкам. В этом случае действует та же закономерность — все сообщения носят неопределенный характер и их надо прояснять. Это типичная работа, чудо которой заключается в ее простоте. Именно в семье, в семейных контекстах выяснение того, что имелось в виду на самом деле, — дело очень благодарное. Его надо довести до четкости юридического контракта. Это никоим образом не уничтожает и не снижает чувства. Наоборот, оказывается, что в сообщении выражено больше любви и заботы, чем когда они остаются непроясненными.

Е.Л.: Да, при таком непроясненном сообщении Алина не могла не чувствовать обиду на отца из-за того, что тот обрек ее на каторгу. Какую-то агрессию к нему она должна была испытывать. Думаю, что явное чувство облегчения, которое испытала Алина после этого разговора, помимо “освобождения” от ловушки размытого отцовского послания, было связано и с избавлением от обиды на отца. Работа, которая очищает от негативных чувств нашу память об ушедших близких, — важный шаг к завершению горевания и исцелению.

Дальше я вернула протагонистку в сцену на ковре уже в ее новом состоянии и с новым пониманием. Предложила вспомогательному лицу — исполнительнице, которая играла ее мать, — сделать все то же самое, что и раньше. Затем спросила Алину, что ей теперь хочется сделать. Она привстала, отодвинулась от матери, дистанцировалась и стала довольно жестко отстаивать свои права: “Я буду тебе, конечно, помогать материально и ухаживать при болезни, но мучить себя больше не позволю. Я совсем не должна все это терпеть, это совсем не то, что хотел мой отец...”

Алина довольно долго, со все нарастающей обидой и возмущением “выясняла отношения” с матерью. В определенный момент я увидела, что агрессивные чувства к матери обрели достаточно большую силу. Тогда я предложила Алине батаку, дала стул — она уже все равно привстала. Это был переход в следующую сцену, в которой работа над “выяснением отношений” продолжалась в символической реальности. Словами, голосом и с помощью ударов батаки Алина смогла выразить свою агрессию к матери: ты меня достала, это твои проблемы, сама с ними возись.