Чтобы различать друг от друга индивидов, нужно уметь противопоставлять тождественное сходному и соединять его с различным. Простое сходство двух существ не должно влечь за собой их ассимиляцию в сознании. Но такая ассимиляция оказывается правомерной, когда дело касается одного и того же индивида, характерные признаки которого могут претерпевать значительные изменения. Известно, как малейшая вариация прически или одежды знакомого человека может испугать маленького ребенка. Одновременное узнавание и неузнавание вызывают нарушение психического равновесия, приводящее к возникновению страха'. Раннее узнавание грудным ребенком своей матери не является подлинным узнаванием; это ответ на совокупность ситуаций, которые многочисленными и крепкими нитями связывают грудного ребенка с матерью.

Неизменность, которую требует ребенок от привычных ему предметов, не является абсолютной. Она ограничивается его возможностью, иногда весьма незначительной, распознавать различие. Правда, объединение ребенком предметов, незначительно отличающихся друг от друга, может создавать иллюзию, будто он правильно оценивает эти различия как несущественные нюансы. В действительности связь вещи с ее качествами ребенок воспринимает очень узко и односторонне. Для него вещь не является тождественной самой себе. Она диссоциируется на столько предметов, сколько у нее последовательных аспектов, и ассимилируется со всеми объектами, частично сходными с ней. Одна общая черта может повлечь за собой полное совмещение разных предметов. Неумение ребенка различать вещь и ее одновременные или последовательные аспекты вытекает из его неспособности представить эти аспекты как независимые, или «категориальные», качества.

Следует напомнить еще раз, что изучение афазии может выявить такие случаи регрессии, которые помогут осветить начало интеллектуального развития ребенка. Отождествление качества со знакомой конкретной вещью позволяет больному сказать, например, что малина красная, в то время как образцы красной шерсти он красными назвать не сумеет (Гольдштейн). Могут сказать, что в первом случае имеет место простая ассоциация качества и названия вещи, а во втором — неспособность вспомнить слово в присутствии предмета, который должен быть описан. Но ведь эта невозможность вспомнить как раз и доказывает, что ранее наименованный цвет не воспринимался как цвет всех красных предметов; слово в первом случае обозначало цвет только одного конкретного предмета. Являясь как бы слитым с предметом, словесное обозначение его качества не могло быть вызвано в нужный момент отдельно от названия предмета. Более того, слово-определение 'относилось не только к одному конкретному качеству, но и к единственному его нюансу. Все предметы, оттенок которых хотя бы немного отличался от цвета малины, отбрасывались как не красные. Может быть, это объясняется узостью апперцепции и узнавания цветов? Нет. Получив задание подобрать к красному цвету подобный ему, больные объединяли его с совершенно иным по тону цветом, но гармонировавшим с ним либо по яркости, либо по характеру эстетического воздействия. Больные нередко хорошо и даже тонко схватывают качественные сходства или соответствия, но каждое из этих подобий само по себе не может стать принципом классификации. Отношения и системы цветов воспринимаются лишь конкретно, и качества цветов не могут стать каждый в отдельности исходным моментом для группировки предметов.