- На театре? Как? Что это такое? – воскликнула Катерина Ивановна в глубоком изумлении, вся вспыхнув и нахмурив брови.

- Да как вы уверяете его, что вам жалко в нем друга, а все-таки вы … ему в глаза, что счастье в том, что он уезжает… - проговорил как-то совсем уже задыхаясь Алеша. Он стоял за столом и не садился.

- О чем вы, я не понимаю?

- Да и сам не знаю… У меня вдруг какое-то озарение… Я знаю, что я нехорошо это говорю, но я все-таки скажу, - продолжал Алеша тем же дрожащим и преклоняющимся голосом. – Озарение мое в том брата Дмитрия, может быть, совсем не любите, с самого начала…Да и Дмитрий. Может быть, не любит вас вовсе с самого начала, а только чтит… Я, право, не знаю, как я все это теперь смею говорить, но надо же кому-нибудь правду сказать… потому что никто здесь правды не хочет сказать…

- Какой правды? – вскричала Катерина Ивановна и что-то истерично зазвенело в ее голосе.

- А вот какой, - пролепетал Алеша, как будто полетев с крыши – позовите сейчас Дмитрия – Я его найду, - и пусть он придет сюда и возьмет вас за руку, потом возьмет за руку брата Ивана и соединит ваши руки. Потому что вымучите Ивана, потому только, что его любите… а мучите потому, что Дмитрия любите…в неправду любите, потому что уверяли себя так…

Алеша оборвался и замолчал.

- Вы, вы маленький юродивый вот вы кто! – скривившись от злости губами обрезала вдруг Катерина Ивановна.

В главе «Луковка» Ф.М. Достоевский еще более тонко описывает проницательность Алеши, казалось бы, сломленного кончиной «без чудес» старца Зосима, святого. На этот раз проницательность Алеши оказала одухотворяющее воздействие на Грушеньку. Вот лишь некоторые фрагменты этого описания:

…Она резко подсела к Алеше на диван, с ним рядом, и глядела на него решительно с восхищением. И действительно была рада, не лгала, говоря это. Глаза ее горели, губы смеялись добродушно, весело. Алеша даже не ожидал от нее такого доброго выражения в лице… Он встречал ее до вчерашнего дня мало, составил о ней устрашающее понятие, а вчера так был страшно потрясен ее злобной и коварной выходкой против Катерины Ивановны и был очень удивлен, что теперь увидел в ней как бы иное и неожиданное существо. И как ни был он подавлен своим собственным горем, но глаза его невольно останавливались на ней со вниманием. Все манеры ее как бы изменились тоже со вчерашнего дня к лучшему: не было этой вчерашней слащавости в выговоре почти во всем, этих изнеженных манерных движений… все было просто простодушно, движения ее были прямые, доверчивые, но была она очень возбуждена.