Но этого мало. Беда еще и в том, что принятые тем или иным образом посылки и допущения, уже осуществленные (например, выбором экспериментального устройства) абстракции переходят в изображаемое и из теоретического сознания исследователя. И, как это ни парадоксально, неразличенность абстракций может разрушать как раз объективность анализа и изображения. Чаще всего за теориями, возводящими свои расхождения чуть ли не в космически значимое столкновение редукционистской (или "эпифеноменалистской") мысли и разного рода спиритуализма, стоит просто непроясненность самой эпистемологической и онтологической базы того, о чем и как мы вообще что-либо говорим и можем говорить в области исследований психического.

Разъясним это. Разумеется, научный анализ психики не может в своей исходной точке использовать одну очень важную преданную анализу связь и должен разорвать ее. Это стихийно спиритуализируемое сращение между предметами человеческих высказываний, восприятий, мнемических образований, представлений, желаний, мотиваций и их "языком внутреннего", принадлежащим субстантивированной инстанции наблюдения, таинственному внутреннему существу, объединяемому и движимому самопроизвольным чувством непосредственного знания. Но мысль, что можно эти предметы и механизмы полностью знать извне, что можно их четко и раз навсегда единообразно отделить от их внутренних осмысливаний и организации в теле живых существ, реальна только при допущении абсолютного наблюдения. Иными словами, это значило бы приписать Наблюдателю с большой буквы возможность абсолютного сознания, для которого были бы вполне прозрачны и получали бы свое "истинное" значение и вид все психологические состояния, понимаемые, следовательно, Наблюдателем, а не их собственными носителями. Но это именно только допущение, хотя и полезное в массе случаев. Пользуясь им, мы можем производить абстракции в предмете, выбирать именно данные его зависимости, а не другие, исключать действие одних факторов, а действие других представлять в чистом виде, достигая этого, в частности (как, например, в павловской "башне молчания"), и материальной организаций экспериментальной ситуации. Это позволяет контролировать образование слагающих явление сил, позволяет локализовывать и идентифицировать наблюдаемые и другими экспериментаторами воспроизводимые эффекты.