Действительно, само понятие физического причинения, фактических зависимостей, детерминистически задающих наблюдаемые проявления отмеченных сознанием действий и состояний, строится в психологии на основе совершенно иной организации теоретических научных объектов, что не только не ведет к выпадению психологии из общего стиля объективного познания, но, наоборот, расширяет, как мы уже говорили, общее понятие научной рациональности.

В свете такого построения сознание, психические интенциональные процессы с самого начала привлекаются к анализу не как отношение к действительности, а как отношение в действительности. Теоретические объекты психологии представляют собой объекты данной, особой действительности. Это можно показать простыми соображениями. В деятельности сознательных существ (как бы далеко на оси онтогенеза мы ни полагали точку сознания в собственном смысле этого слова) речь идет прежде всего об отодвигании во времени решающих актов по отношению к окружающему миру, в том числе удовлетворения собственных органических потребностей. Происходит как бы удвоение и повторение явлений в зазоре длящегося опыта, позволяющем этим существам обучаться, самообучаться и эволюционировать. Психологу независимо от поиска биологических, эволюционно-генетических оснований подобного поведения живых систем достаточно, что такая система отсроченного действия представляет пространство, куда – задолго до итогов процессов, дающих мотивационно, перцептуально, мнемически, эмотивно и т.д. организованный внутренний мир сформировавшегося в своих функциях существа, – вторгаются символизирующие вещественные превращения объективных обстоятельств, дающие при этом вполне телесно, а не субъективно действующие образования, развернутые вне интроспективной реальности.

Эти материализованные превращения, эти психические замещения вместе с физически случившимся или происходящим – и вне рамок классического различения внешнего и внутреннего – являются естественно развивающимся основанием находимого на другом полюсе мира восприятий, переживаний, содержания интенций, симультанных целостностей гештальта, характериологических личностных формаций и т.д. Иными словами, это уже особые цельные (хотя и явно кентаврические) объекты, для исследователя конечные или первичные и рассматриваемые внутри их собственной индивидуальной истории. Они-то и сохраняются во всем последующем функционировании психики как (порой скрытые) определения, как детерминистические связующие воздействий и побуждений.