Что же остается? Как пробиться к его мозгу, который пока еще всего лишь вполне исправный механизм, предназначенный для мышления, но в нем надо соединить между собой многочисленные части, чтобы он смог перерабатывать «сырье» — сигналы окружающего мира?

Остаются лишь неустранимые потребности живого организма — в еде, в питье, в тепле. Используя их, мы должны создать условные рефлексы, чтобы вывести слепоглухонемого ребенка из состояния полного безразличия к жизни. Нам надо извлечь максимум возможного из известного факта: хотя такой ребенок с тупым равнодушием роняет или бросает карандаш, коробку спичек, ключ, но если засорится соска, то он станет ее ощупывать.

И вот когда после долгого и упорного труда воспитателя слепой и глухой ребенок, если ему хочется есть, начинает тянуться к ложке,—тогда он и делает свой первый шаг на пути к человеку. И потом, когда он так же вынужденно приобретает интерес к сотням и тысячам других предметов нашего быта — учится не бегать нагишом, что кажется ему естественным, а надевать рубашку и ботинки, чтобы не было холодно, не разбрасывать свои вещи повсюду, что легко и просто, а складывать в тумбочку, чтобы всегда найти их там, когда заведенный в человеческом обществе порядок и созданная людьми предметная, бытовая культура становятся ему нужными, а потому понятными,—тогда, и только тогда, появляется возможность научить такого ребенка языку. То есть — довершить превращение его в человека.

* * *

...Александр Иванович взглядывает на часы и умолкает. Время и в самом деле не раннее. И хотя и Ильенков, и жена его,—тоже, кстати сказать, доктор наук,— привыкли, наверное, к таким вот ночным собеседованиям, мы с Мещеряковым быстрее допиваем чай и откланиваемся.

— А знаете вы,— говорит он мне вдруг на лестнице,— что Чарлз Дарвин написал специальную работу «О выражении эмоций», в которой доказывает, что улыбка у человека — врожденная? Одним из аргументов его было, что Лора Бриджмен всегда улыбалась, разговаривая,— помните другого Чарлза, Диккенса? Нам сейчас кажется странным: такой большой ученый, как Дарвин, не проверил факты, не выяснил, что мимике надо учить и дело это не простое-—вот Эвальд рассказывал сегодня о масках Соколянского. Странно... Собрать такой огромный материал по происхождению видов на земле, тщательно изучить гору сведений, осмыслить их,— а тут ошибиться. А ведь знаете, какой это авторитет — Дарвин, поди поспорь... Ну, до свидания, нам дальше, наверное, не по дороге.