В подобных оптимальных условиях можно значительно улучшить прогнозы преодоления послеразводного кризиса обременными детьми, при том, что у детей, которые вынуждены были в течение долгих месяцев после развода отражать массивные страхи конфликтов, все же в семье с одним родителем возросла общая перегрузка конфликтами, но зато семейная ситуация после развода предложила настолько больше безопасности, что они при стечении обстоятельств смогли позволить себе несколько расслабить оборону (особенно, если дети не достигли еще переходного возраста). Таким образом, их душевной жизни опять доступны столь полные значения для психического развития ребенка влечения, возбуждения чувств и определенные переживания (СНОСКА: Что теоретически кажется столь позитивным, на практике может вызвать большие тревоги родителей. Поскольку это осознание нередко связано с частичными заданиями приспособления, прежде всего с усилением агрессивных побуждений, то эти изменения для многих отцов и (или) матерей являются скорее, поводом для тревоги, чем признаком улучшения).

Само собой разумеется, что при неблагоприятном стечении обстоятельств прогнозы могут значительно ухудшиться. Девятилетний Бруно, например, почти два года назад, хотя и довольно трудно пережил развод родителей, но тем не менее был причислен нами к группе менее пострадавших детей. Дело не дошло до длительного прерывания контакта с отцом, родителям удалось в известной степени скрывать от Бруно их обоюдную враждебность, и мать очень старалась проявлять понимание к регрессиям ребенка и сопровождающим их колебаниям аффектов, и ей это, если и не всегда, но все-таки удавалось. К тому же, психическое развитие Бруно до развода протекало очень хорошо. Итак, можно было надеяться, что его прогностический статус в предстоящие годы не только стабилизируется, но и улучшится. Но получилось по-другому. Отец перед тем, как мы познакомились с Бруно, съехался со своей новой подругой, и та, со своей стороны, очень заботилась о мальчике. Как выяснилось позже, в ходе психоаналитически-педагогической работы с матерью, этот шаг отца еще раз со всей болью заставил ее пережить разочарование развода. И более того, у нее появился панический страх, что мальчик найдет "комплектную семью" отца привлекательнее жизни с нею одной. С этого момента матери больше не удавалось скрывать свою обиду и гнев на бывшего супруга и предоставлять сыну возможность и дальше радоваться посещениям отца, а также оберегать его восхищение отцом и любовь к нему. Все чаще, когда отец забирал сына, между родителями происходили исполненные ненависти столкновения. Бурно реагировал на них новым обострением конфликтов лояльности, которые, буквально, захватили его, приступами ярости и отказом учиться. Но мать поняла это как знак того, что новая семейная ситуация отца плохо влияет на ребенка и предприняла все, чтобы редуцировать контакты между отцом и сыном и — совсем не всегда сознательно — настраивала ребенка против отца. Отец защищался тем, что стремился обеспечить себе солидарность сына. Бруно в свою очередь боролся с матерью за свои отношения с отцом, что вызвало в нем большое чувство вины. Мать же была не в состоянии простить ребенку его так называемую неверность. С точки зрения обременения конфликтами, которое свойственно также и хорошо функционирующей послеразводной семье, даже не прибегая к помощи консультации, не трудно было заметить, что дополнительные конфликты лояльности и агрессивирование отношения к матери свело на нет шансы ребенка на относительно удачное развитие после развода.