Й. Хоффманном и А.В Вареновым постулируется присущность репрезентирующим структурам практического мышления свойства событийности, а теоретического — свойства структурности. Событийность здесь, очевидно, является синонимом протяженности во времени, сукцессивности, синтагматичности, локализованности соответствующих функциональных механизмов в лобных долях мозга, а структурность — синонимом одномоментной представленности, симультанности, парадигматичности, локализации обслуживающих мозговых механизмов в затылочных долях [5, 6]. В этом утверждении действительно фиксируется важное свойство знаний, выстроенных для непосредственного включения в преобразующую активность, представлять из себя развернутую во времени «заготовку», «мелодию», в которой на языке индивидуальных двигательных кодов субъекта изложены все необходимые для осуществления знания, в том числе, и полученные из учебников. Но на самом деле все несколько сложнее. Не следует забывать, что любая развернутая во времени форма активности, то есть синтагматическое образование, обязательно состоит из структурных, парадигматически организованных элементов. Очень иллюстративно это проявляется в устройстве речевых высказываний, выработанном человечеством для моделирования событий в знаковой форме. Речевая синтагма состоит из слов, обладающих значениями, которые представлены через свои связи в иерархической категориальной структуре семантического пространства. Подтверждающее исключение — пример пустой синтагмы, точнее, наполненной «мусором» — «глокая куздра» академика Щербы.

И уж совсем парадоксальный факт. В работах психолингвистов [26] давно показано, что словесное опосредование играет в человеческой психике очень большую роль. Переосмысление тех или иных событий в форме текстов дает возможность вместить в сравнительно небольшой объем весьма значительное содержание. Переосмысление ситуации, данной первоначально в чувственно-образном плане в описывающее ее словесное высказывание позволяет поместить ее в сознание как элемент развитой иерархической структуры всевозможных текстов — описаний, сюжетов, точнее, даже просто отнести ее к тому или иному классу подобных описаний. Это, конечно, обедняет запоминаемую ситуацию, но позволяет сохранить ее в форме, фиксирующей наиболее важные ее аспекты, проигнорировать все несущественное. А вспоминая эту ситуацию, мы вновь наполняем ее чувственным содержанием, переопосредуем в образный план, но это содержание будет уже не конкретно пережитым, а также обобщенным, извлеченным из наших индивидуальных словарей обобщенных, предицированных образов, действий, отношений. И вовсе не обязательно мы «пересказываем» событие для того, чтобы рассказать какому-то другому человеку о нем. Нам это приходится делать прежде всего для того, чтобы «рассказать» о нем другому «я», которым мы станем по прошествии времени. Так вот, чтобы сохранить этот текст, описывающий запоминаемое событие, его также нужно зафиксировать через систему связей в той же иерархической категориальной структуре семантического пространства, важнейшими свойствами которого, как мы уже отмечали, являются одномоментная представленность, мгновенная обозримость — то есть структурность в чистом виде. То есть событие — всегда структурно.