В антично-иудейской антропогонии первые люди – это оживленные хтонические куклы; ср. русскую сказку «Терешечка», скульптурный миф о Галатее и Пигмалионе. Метафора «люди-куклы» составила предмет специального внимания античной философии (Платон. Зак. I 644d-I 645b; ср. «живые игрушки» Плотина: Эннеады III 2,15, 30–33; III 2,15, 50–56); позже этот образ перерос в цивилизационный миф о механическом человеке (Человек-машина, 1747 Ж.Ламетри; ср. научные стереотипы в рефлексологии), в утопические прожекты управления социумом, в марионеточные иерархии гражданского населения и армии, в сюжетику стратегических игр (ср. символику кукольных воинских фигурок в шахматах), в нормативную поэтику (театра античности, средневековых мистерий, сцены классицизма, восточного театра и совкультуры; танец поз и масок родился из несменяемых кукольных амплуа), партийную этику, эталонную моду, в бытовую стилистику эпохи барокко (см. ее образы в живописи «Мира искусства»), в цирковой репертуар.

В словесности тема «человек-кукла» актуализована в пространстве между характером и ролью, которое заполняется авторской рефлексией о внутреннем театре «я» героя. Мотив куклы может составить фон «скульптурного мифа» (термин Р.О.Якобсона; ср. кукольные жесты смеющейся старухи во сне Раскольникова; герой и сам напоминает механическую куклу в момент убийства процентщицы: «Топор будто сам опустился на затылок старухи; силы его тут как будто не было»), сочетается с темами игры (Д.Фонвизин), эротического замещения (Наташа Ростова Борису Друбецкому: «Поцелуйте куклу!»; ср. «Куклу», 1887–1889 Б.Пруса; «Кукольный дом», 1879 Г.Ибсена и механическую любовницу Казановы в финале фильма Ф.Феллини (блестяще разоблачающего пристрастие Просвещения к предпочтению механического живому; отсюда – мотив часов в фильме), иррационального гротеска (С.-Щедрин), безнадежности (поэма Я.Полонского «Кукла»).

Романтический и символистский быт породили механизмы перевода живых людей в статус кукол эзотерического культа красоты и Вечной Женственности (в среде немецких романтиков, в кругу А.Белого и А.Блока). Схожие феномены наблюдаются во властной среде дворцового обихода: Симеон Бекбулатович на троне Иоанна IV Грозного; легендарный солдат, захороненный вместо Александра I. Такой фольклорный раритет, как матрешка (пришедший в 90-х гг. XIX в. в Россию и на Запад через Китай из Японии), стал повествовательной моделью так называемого кумулятивного сюжета («одно в другом» в сказках о Кощее Бессмертном).