«Исходная задача такой вербальной работы с образами заключается в восстановлении души в речи… Образы пленяют, увлекают, убеждают душу своей риторикой помимо своего символического содержания. Работа с образами возвращает им первоначальное поэтическое значение, освобождая от… необходимости вести повествование с его причинно-следственными значениями» (СНОСКА: Хиллман Дж. Архетипическая психология. С. 71).

Поскольку все элементы реальности могут рассматриваться как метафоры психического, архетипическая психотерапия исследует события жизни клиента с точки зрения сновидения, как если бы они носили символический характер, являлись художественными образами.

Как можно исследовать реалии человеческой жизни в качестве метафор и сновидений, я уже отчасти показала в своем эксперименте с «Пестрой лентой». Теперь попробую продемонстрировать это на «живом» примере из собственной аналитической практики.

Уже года полтора к тому моменту, о котором я хочу рассказать, мы работали с 32-летним Владимиром. Мой клиент чрезвычайно досадовал на внезапные приступы хандры, начисто лишавшие его остроумия особого, парадоксального свойства, которому Владимир считал себя обязанным профессиональными успехами.

Хандра же, по его мнению, была вызвана неудачами «на личном фронте». Причем никого, кроме самого себя, винить в них не приходилось: Владимир регулярно, самым скандальным и безобразным образом, по его выражению, порывал отношения со своими подругами. И вел себя тем гнуснее, чем сильнее был увлечен девушкой.

Объясняя свои выходки страхом утратить свободу и в целом соглашаясь с характеристикой «бабника», выданной ему собственной матерью, Владимир, между тем, все с большей сентиментальностью предавался мечтам о жене и детях.

В ходе анализа мы постоянно блуждали даже не в трех, а в четырех соснах: 1) Владимир дорожит холостяцкой вольницей; 2) Владимир гиперзависим от мамы, чьим поздним, единственным и долгожданным (а потому балуемым) ребенком он по сей день остается; 3) Владимир боялся жениться, потому что не хотел причинить боль будущей семье, чувствуя в себе отцовские гены: подростком Владимир тяжело пережил внезапный развод своих родителей, за которым последовала женитьба 60-летнего отца на 18-летней девушке (мы особенно гордились этой версией); 4) мы предполагали возможность бессознательной неприязни Владимира к молодым особам (со второй женой отца Владимир до сих пор избегал знакомства).