Понимание страдательной стороны человеческого действия позволяет по-новому — телесно и "кровно" представить его образно-идейный, продуктивно-творческий аспект. "Зрячесть" страдания — это и есть первая реалия идеальной формы. Идеальная форма глубоко психосоматична и ее можно определить как образ страдания и усилия. Но надо не забыть при этом, что образ и идея строятся в усилии не прямо, а являются результатом его метаморфозы в как бы их собственное действие, которое после этой метаморфозы кажется прямым и непосредственным.

Нам осталось сделать последний шаг в анализе "внутренней картины" действия и, следовательно, единицы развития. Все-таки остается вопрос о том, почему же явление мира в снятии усилия есть образ самого усилия, образ самого страдания. Это скорее должен быть образ снятия страдания, а не его предмета. Действительно, разве лицо взрослого в "комплексе оживления" — это образ того кошмара, который переживает мечущийся внутри своих нужд и отправлений новорожденный? Для предварительного ответа на этот трудный вопрос надо отметить, что ритм действия предполагает два перехода.

Первый переход — это превращение действования, противопоставленного внешним силам, т.е. преодолевающего, упорядочивающего и "отстраняющего" их, а потому напряженного, претерпеваемого и чувствуемого, в действование чего-то иного — в иное, причем такое, в котором снимается напряжение действующего (иное как бы "берет его на себя"). Здесь действительно мир должен открыться и явиться либо в "красках" снятия напряжения, либо в "красках" героизма действующего, его победы и силы, но в любом случае — как мир, который причастен действующему или которому причастен действующий (где он получает место, т.е. становится уместен и нужен). Это действительно не образ самого источника претерпевания, не предметное выражение той силы, которая преодолевается в действии и тем самым претерпевается. Это скорее образ смысла действия и тем самым смысла претерпеваемых усилий и напряжения.