Включаясь в деятельность человека, орудия и знаки не механически «приплюсовываются» к ней. Они изменяют самое структуру деятельности, ибо заставляют человека формировать в своей психике новые, более сложные связи, которые обеспечивали бы не только и не столько собственно индивидуальное поведение, сколько поведение, связанное с овладением этими общественно выработанными средствами и адекватным использованием их, а также с взаимоотношениями человека с другими людьми в процессе такого использования¹. Таким образом, психика человека при включении в деятельность орудий и знаков приобретает новое качество, а не просто претерпевает количественное изменение, как это представляется большинству бихевиористов. Язык, в сущности (СНОСКА: Психологическую специфику включения орудий и знаков в деятельность человека автор попытался раскрыть в других своих работах: «Возникновение и первоначальное развитие языка» (М., 1063); «Язык и разум человека» (М., 1965), до основания перестраивает психику человека, а не добавляет к ней что-то дополнительное.

В рамках теории деятельности, принадлежащей Л. С. Выготскому и его школе, развивается одна специальная теория, представляющая для нас здесь особый интерес, так как она имеет дело как раз с проблемами обучения. Это теория умственных действий, принадлежащая профессору П. Я. Гальперину (СНОСКА: Она подробнее всего изложена в работе: П. Я. Гальперин. Развитие исследований по формированию умственных действий. В сб.: «Психологическая наука в СССР», т. I. M., 1959).

Согласно теории умственных действий (находящей параллель и в работах других учеников Л. С. Выготского, а также в идеях психологов французской социологической школы, в особенности А. Валлона (СНОСКА: См.: А. Валлон. От действия к мысли, М, 1956)) умственные действия человека генетически восходят к внешним действиям. Известно, что лучшим способом научить младших школьников счету является оперирование предметами. Лишь затем школьники могут легко перейти к счету в уме. Другой пример: внутренней речи всегда предшествует речь внешняя — маленький ребенок не способен мыслить молча, про себя.