Эксперименты эти строились (в общем виде) по схеме, разработанной в свое время в экспериментальной психологии. Почему? Просто потому, что иначе и быть не могло: ведь именно эта наука изучает процессы переработки информации человеком, в том числе и процессы переработки речевой информации. Тем самым, если меня интересуют процессы, происходящие в психике («в нашем уме»), то мои предположения об этих процессах – касаются они восприятия фонем или речевых ошибок при построении фразы – придется считать психологическими гипотезами.

Замечание: в перечисленных выше трудах авторы, в том числе и автор настоящей статьи, не идентифицировали себя с психолингвистикой как с направлением или отдельной областью лингвистики.

Естественно, что инструментом проверки правдоподобия психологических гипотез, в том числе психологических гипотез о функционировании языка, служит психологический эксперимент. Но, может быть, встав на этот путь, мы вообще покинули владения лингвистики?

Предваряя дальнейшую аргументацию, я рассмотрю в качестве поучительного примера работу, выполненную, казалось бы, в совершенно традиционной парадигме изучения русского словообразования.

Пример. В книге М.А. Кронгауза (Кронгауз, 1998) анализируется возможный механизм интерпретации значений применительно к ситуациям, которые автор назвал «слова, которых нет» и «корни, которых нет». Имеются в виду окказионализмы разной структуры. Это, с одной стороны, такие глаголы как уконтрапупить и угепаться, с другой – перемолчать и отметелитъ. Обсуждаемая проблема – механизм вывода значения из взаимодействия приставки с несуществующей или «пустой» с синхронной точки зрения основой. Автор убедительно показывает, какой именно контекст (прямой, косвенный и т.п.) обеспечивает адекватное авторскому замыслу понимание смысла семантически «пустых» или наделенных уникальным смыслом основ. Экспериментов в этой работе нет, но имеются наблюдения, т.е. многочисленные примеры, с которыми может, если угодно, экспериментировать читатель, дабы убедиться, что автор прав.